Зато понял, как нужно жить.

Интересно, что Яр забыл в этой дыре? В столице образование на уровне, его отцу по карману даже пансионат, куда Антон подал бумаги в надежде на льготу. Хотя, чего скрывать, Яр учебу там не потянет.

Их дружбе суждено было продлиться недолго: через год отец Володи Деникина с самопальным обрезом будет ждать у ворот таунхауса, когда старший Войнович со всей семьей выедет из гаража на черном блатном «гелендвагене». Войновича не откачают в реанимации, а следы Яра и его матери затеряются навсегда.

Учительница задерживалась. Антон оглядел класс: все в сборе, надо же. Володька сзади угрюмо посматривал на Яра – Антону же, скорчив рожу, продемонстрировал кулак. Пора его проучить.

– Эй, – наклонился к соседу Антон, – отец Деникина у твоего грузы возит? Слышал, он поворовывает: Володька хвастался второй Плойкой, один в один как твоя. Его папаша за год на нее не накопит. Откуда у простого водителя такие деньги?

Ярослав свел брови, задумчиво сунул в рот синий колпачок ручки.

– Накладные подделать раз плюнуть. Я бы на твоем месте сказал отцу, пусть проверит.

– Спасибо, друг. Сообщу.

Яр недобро поглядел на Володьку – тот сразу стух и отвел глаза. Антон довольно откинулся на жесткую деревянную спинку.

Вера Павловна вошла со звонком. Немного за тридцать – еще слишком молода, чтобы превратиться в ворчливую озлобленную каргу. Но, подумал Антон, недалекая. Не написав ни единой строчки, делает вид, что разбирается писательских душах, но всё ее знание содержалось в тонкой книжонке, в которую она поминутно заглядывала.

Хотя за такую родинку над губой многое можно простить.

Из-под руки Вера Павловны возникла на доске дата: «Десятое ноября». Почерк у нее прекрасен, как тождество Эйлера. Антон вывел свое имя на последней странице тетради, скопировав с доски изящные завитки. Ему нравилось, как имя выглядит на бумаге: не просто эфирный звук, а слова, вплетенные в реальность.

– Сегодня начнем новую тему. Надеюсь, все из вас прочли летом «Преступление и наказание»?

Ученики возмущенно загалдели: большинство книгу не осилило.

– Тихо, – успокоила класс Вера Павловна. – Да, Раневский? Что ты хотел нам сказать?

Антон встал. И почему только с Павловной его так трясет? Он ненавидел, когда она склонялась над первой партой: его разнонаправленные уши наливались кровью и рдели красногвардейскими знаменами. Все смеялись и называли его «чекистом».

– Данное произведение нужно исключить из школьной программы, – выдал Антон.

Все замолкли, предвкушая потеху. Стало слышно, как за окном физрук гоняет по стадиону десятый «Б».

– Почему же? – подняла брови Вера Павловна.

– Достоевского ошибочно, не знаю уж по каким причинам, считают великим писателем, но автор он довольно посредственный. При жизни его называли графоманом и не зря: слог ужасен, описания раздуты до комичного, бесцветны и банальны, – Антон перевел дух, вспоминая, как репетировал у зеркала, чтобы речь звучала непринужденно. – Литературоведы пытаются оправдать его ляпы, но истинная причина кроется в спешке. Он строчил эту пародию на роман, надеясь на скорое вознаграждение, которое тут же проиграл бы в рулетку. Я считаю, не следует портить такими произведениями наш художественный вкус.

Класс загудел: нападок на Федора Михайловича даже от Раневского не ожидали.

Вера Павловна вышла из ступора:

– Спасибо, Антон… за то, что честно высказал свое мнение, но отойти от программы я не имею права. Позволь, я продолжу.

Антон кивнул и сел на место, добавив:

– Я выскажусь подробнее в итоговом сочинении.

К радости Яра учительница весь урок старательно избегала смотреть на первую парту.