– Как думаешь, мама, ты увидишь ее сегодня? – спросила Матильда, повысив голос, чтобы ее было слышно за стуком колес.

Мама даже не потрудилась взглянуть в кузов повозки, где мы сидели, тесно прижавшись друг к другу, как сельди в бочке.

– Я надеюсь. – Она величественно качнула головой. Бархат на ее шляпке давно истерся, от некогда пышных перьев осталось одно название, но мама хранила ее как зеницу ока и надевала на каждое королевское паломничество, надеясь на крепкую монаршую память. – Если мы доберемся до Рубуле, – сердито добавила она. – А то пока Джозеф нас довезет, королевский кортеж успеет вернуться в столицу.

Папа фыркнул и хотел возмутиться, но наткнулся на мамин колючий взгляд и счел за лучшее промолчать. Он лишь раздраженно тряхнул поводьями и прикрикнул на измученных мулов.

Когда мы приехали в Рубуле, улицы были запружены толпами собравшихся посмотреть на королевских особ, и мама велела, чтобы папа высадил нас до того, как отгонит повозку в кузницу. Нам надо было занять наиболее выгодные позиции для исполнения ее хитроумного плана.

– Значит, так, – наставляла она, торопливо раздавая нам разноцветные шляпы и чепчики, позаимствованные у соседей. – Они будут медленно ехать по улицам и раздавать милостыню. Как получите монету, бегите к следующей остановке. И не забывайте меняться друг с другом головными уборами.

Мои братья и сестры кивали, уже знакомые с порядком действий. В прошлом году Дидье ухитрился получить по монетке от Беллатрисы, ее тети и няни, меняя шляпы, жилеты и даже походку. Он еще долго хвастался своей идеей изобразить хромоту, когда ему выпал случай подойти к юной принцессе.

Я сама никогда не добывала монет. Мне было пять лет, когда королевская семья совершала свое прошлое паломничество, и я так боялась, что меня затопчут в толпе, что даже не пыталась подобраться поближе к каретам.

– Давайте-ка поторопитесь, – прикрикнула мама, разгоняя нас, как стайку воробьев. – Они уже на соседней улице!

Мы бросились врассыпную, чтобы выбрать удобные места в ожидании прибытия младших Марниже.

Берти схватил меня за руку и потащил в сторону аптекарской лавки чуть дальше по улице. Он не сомневался, что кто-то из королевской семьи обязательно там остановится.

– Почему ты так уверен? – хмуро спросила я.

Мне было жарко и неуютно в толпе. Раннее весеннее солнце палило с нещадной силой. Я почти ощущала, как под его жаркими лучами у меня на носу и щеках проступает еще больше веснушек. В два раза больше. В три раза больше.

Брат указал пальцем на знак, изображенный над дверью аптеки.

– Глаза Разделенных богов, – произнес он со всей серьезностью, на какую только способен девятилетний мальчишка. – Они наверняка захотят убедиться, что боги видят их добрые дела.

Я запрокинула голову. Нарисованные глаза были в трещинках, словно разбитые и склеенные по кусочкам, и смотрели в разные стороны, как будто держали площадь под неусыпным надзором. Под их немигающим пристальным взглядом меня пробрал озноб.

– Надеюсь, в этом году мне удастся добыть монетку, – прошептала я. – Если я снова вернусь ни с чем, мама меня отлупит.

– Не отлупит, – уверенно заявил Берти, будто знал, о чем говорит. В прошлый раз он добыл две медные монетки. – У тебя день рождения.

Я громко фыркнула. В утренней спешке никто из родных даже не вспомнил, что мне сегодня исполнилось восемь лет.

– При чем тут мой день рождения?

– Никто не станет лупить человека в его день рождения, – жизнерадостно объявил Берти. – Вчера я случайно пролил молоко. Это было последнее молоко. – Он пожал плечами. – И ничего не случилось. Потому что я был именинником.