- Она платит деньги. Точно так же, как и другие клиенты. И я, следовательно, буду заниматься её делом точно в таком же объёме.

- А я против? Занимайся. И вот этими займись тоже.      

Он отворачивается к окну, засовывает руки в карманы брюк, давая понять, что разговор окончен.  А я выхожу из кабинета Персидского, унося с собой кипу папок и нехорошее предчувствие. 

Значит, решил нагрузить меня по полной. Отлично. Я всегда найду, как извернуться, если мне это понадобится.

9. Часть 1. Отрывок 9

Этот день, который мы проводим с Настей без необходимости нестись сломя голову на работу и в принципе смотреть на часы, какой-то совершенно особенный. Таких и не было никогда в моей жизни, даже когда мы просто гуляли рука об руку с Вадимом, юные, счастливые и беззаботные. Сейчас, когда малышка без умолку болтала, не забывая лакомиться шоколадно-сливочным мороженым, и когда бегала от клетки к клетке и восторженно охала и ахала, мне казалось, что никто и ничто не способно сравниться с этим восторгом, настоящим и искренним. 

Сам же Персидский в этот момент мне представлялся кем-то настолько несущественным и неважным, что я удивлялась самой себе. Как я могла каких-то несколько дней назад считать, что моя жизнь кончена, если этот мужчина больше ей не принадлежит? Вот оно - настоящее счастье. В белоснежной панамке с цветами, купленной в одном из детских магазинов, бесконечно тараторящее и восхищающееся каждой несущественной мелочи. 

- Мам… а это обезьяны?

- И это тоже, да.

- Они совсем другие.            

Настя замирает возле одного из вольеров, в котором с самым безмятежным видом сидит какая-то рыжая мартышка. И я тоже застываю рядом с ребёнком.

- У тебя сейчас мороженое капнет.            

- Да.            

Хочется смеяться, но я сдерживаюсь, наблюдая за тем, как по крохотным пальчикам стекает липкая бежево-белая жидкость. Настя заворожена, и мне кажется, что совсем не стоит прерывать её созерцание какими-то воззваниями о делах земных. 

- Ого! - восклицает, когда обезьяна ловко прыгает вниз. - Ты видела?        

- Видела. А теперь давай отойдём и вытремся, а то ты сейчас вся измажешься.        

Она - идеальный ребёнок. То ли настолько хочет мне понравиться, до сих пор, будто боится, что я перестану быть хотеть её мамой. То ли безупречно воспитана той, другой мамой. Спокойно даёт вытереть лицо и руки влажной салфеткой, не протестует, когда остатки мороженого в треснутом рожке отправляются в урну и вообще ведёт себя как самая чудесная малышка на свете.       

Когда сидим в кафе, где я покупаю для Насти порцию пюре с котлетой, а она без лишних слов уминает еду за обе щеки, звонит Илья. Совершенно не представляла себе, что у меня будет когда-нибудь настолько захватывать дух от звонка мужчины, который совсем не является Вадимом Персидским. Это всё так странно, но одновременно правильно, что боюсь верить сама себе. И пусть Илья звонит только для того, чтобы узнать, как себя чувствует его дочь, я совершенно не могу избавиться от этих необычных ощущений. 

- Алло, - хрипло отвечаю на звонок и тут же коротко откашливаюсь, чтобы произнести увереннее: - Я слушаю.             

- Привет. - Он делает паузу, и я не могу понять, что именно за ней скрывается. - Как вы?           

Это его «вы» окончательно выбивает почву из-под ног. Посылает по телу волны дрожи, и я совсем не хочу избавляться от чувства, что Илье не всё равно на то, как себя чувствую ещё и я. 

- Мы отлично. Настя кушает сейчас. Мы мартышек смотрели. И медведей.             

- Круто. Она нормально себя ведёт?           

- Да. Просто прекрасно. А ты как?