Чёрная дыра безнадёги начала всасывать его, всё ускоряясь и ускоряясь, увеличивая дозу, смещая день и ночь, пока не поглотила окончательно.

Божье провидение, что за месяц до э т о г о он успел получить вторую свою государственную премию Волгоградской области. И долги земные раздал, и кредиты погасил, и коммуналку оплатил за год. Как он ждал этих денег! Звонил каждый день:

– Танечка, премию ещё не выдают?

Может, чувствовал что-то и уже готовился стать глиняным ангелом?

О его смерти нам сообщила Лена Хрипунова, и мы завыли в два голоса. У Макеева сразу же обострились хронические болячки: гипертония, артрит, ноги почти перестали двигаться.

– Ты не понимаешь, – кричал он мне, – у нас была особая связка. Его не стало. И меня стало меньше. Ты же помнишь, как он говорил: «Нас мало. Нас только трое»!

Я помнила. Я всё помнила. В изножье его я положила прекрасные белые розы. Женя Лукин читал в писательском буфете Серёжины стихи по памяти, и невозможно было смотреть товарищам в глаза. Их застилали слёзы.

Помните «Русскую Венеру» кисти Кустодиева? Так это – точь-в-точь моя подруга Ира Дубровина! Разница лишь в том, что лицо кустодиевской Венеры не обезображено печатью интеллекта. А Ира, девушка моего возраста и роста, была в молодости не просто красива лицом, но ещё и в меру умна.

Мы познакомились на станции метро «Университетская», где собиралась группа выступальщиков перед студентами МГУ. Удивительно было увидеть девушку столь внушительного формата и абсолютной раскованности. Маленький, как известно, жмётся к маленькому, большой – к большому. Нам было комфортнее находиться рядом: две гагары – уже стая! И пусть посторонятся девочки-припевочки – 90-60-90 с кавалерами не выше 175. Взаимная симпатия возникла сразу. Оказалось, Ира работает редактором отдела художественной литературы в издательстве «Советская Россия», дружна с поэтами Валентином Устиновым и Александром Бобровым, бывала на седьмом этаже нашего общежития: одним словом – свой человек! Ира оставила мне телефоны – домашний и служебный.

Студенты МГУ нас приняли снисходительно, но угостили чаем после творческой встречи. Тщета наших усилий была очевидна. Им подавай Евтушенко с Вознесенским, Окуджаву с Ахмадулиной, а приехали никому не известные провинциалы в сопровождении окололитературных тётенек, придумавших эту встречу.

В «Советской России», куда я стала наезжать часто, речи о себе даже не заводила. Мне хотелось, чтобы там узнали Макеева, заинтересовались его поэзией. Ведь стоил он того!

Ира ставила мне чашечку кофе и просила почитать чего-нибудь. Редакторские дамы отрывались от работы и слушали макеевское, типа:

Какой бы любящей и зависимой женой я ни была, не фигнёй же людей обольщала, а настоящими стихами. С этим никто не спорил. Мол, можно и рукопись рассмотреть!

Ира Дубровина, повидавшая в «Советской России» многих и многих соискателей издательских позиций, приняла Макеева страстно, вызвалась перепечатать его рукопись. И работа закипела. Стопка «беловых» текстов росла на глазах. Однако старший редактор отдела попеняла мне:

– Зачем вы Ирину Васильевну нагружаете? У неё много текущей работы. Сами подготовьте рукопись и приносите.

– Да я бы помаленьку… – пыталась было возразить Ира.