Но подруга не позволяла ни себе, ни мне скучать. Однажды заманила к драматургу Владимиру Космачевскому, делившему жильё с курицей-несушкой, по-хозяйски кококующей за картонной отгородкой. Запах ужасающий! Выпендрёжный хозяин пригласил кроме нас каких-то московских актрисулек и дебелую вдову Александра Вампилова. Имени её я не помню, но была она гвоздём программы, исполняла плаксивые воспоминания о гениальном муже-драматурге.

В другой раз Мзия сорвала меня с очень важной встречи молодых поэтов с литературными критиками, проходившей на втором этаже ЦДЛ. Помню, были там Вадим Кожинов, Лев Аннинский, Владимир Бондаренко, Станислав Лесневский и человек двенадцать поэтов моего поколения – быть может, не самых громких, но подающих надежды. Я уже отчитала, внимательно слушала стихи других счастливчиков, отобранных на эту встречу… И вдруг заглядывает Мзия, энергичным жестом зовёт меня выйти.

– Мзия, что случилось?

– Ты тут глупостями занимаешься, а в дубовом зале Владимир Андреев даёт банкет по случаю премьеры в своём театре. Там столько будет знаменитого народа! Пойдём скорее! Нас Космачевский приглашает.

И что вы думаете?! Я соблазнилась банкетом с главным режиссером театра им. Ермоловой Владимиром Андреевым. Напротив меня, чуть наискосок, сидела сама Наталья Селезнёва. Помните Лидочку из «Приключений Шурика»?

Лесневский на семинаре попенял мне:

– Зря вы, Татьяна, ушли со встречи. Аннинский очень хорошо отозвался о ваших стихах.

Была ситуация и покруче. Сидим в ЦДЛ: я, Мзия и грузинская оперная певица Лали Микава, пьём кофе с пирожными. В дверях появляется разнаряженный под попугая жако Евгений Александрович Евтушенко, знакомый с нами со всеми.

– О, какие дамы! Возьмёте в компанию?

Тут же на столе появляются коньяк, закуски, фрукты, мисочка с дефицитными оливками.

За восторженными воспоминаниями о Тбилиси прошло энное количество времени, Евтушенко начал поглядывать на часы.

– Мне надо заскочить к девочкам во ВГИК, буквально на полчасика, а потом можем заглянуть ко мне. Я недавно получил целый ящик коньяка «Енисели» из Грузии, Джоан уехала с детьми в Англию. Поможете мне вечер скоротать? Не пить же одному!

И нас чёрт понёс! Студентки, получив от Евтушенко в подарок корзину фруктов, показывали нам акробатические этюды, Лали пела грузинские песни без аккомпанемента, мы со Мзией читали стихи – каждая на своём языке. Зачем? Почему? Понятия не имею. Так, видимо, захотелось всесильному мэтру эпохи поэтического бума. Но разве он принуждал нас? Нет, конечно! Сами повышали себе самооценку за его счёт. Это к тому, что, почувствовав себя марионеткой, я стала тянуть Мзию домой. Но нас не отпустили.

На улице Евтушенко сказал неожиданное:

– Что-то я устал сегодня. Поедем ко мне, посидим за рюмочкой, а потом мой водитель развезёт вас по домам.

Подъехали к гостинице «Украина», с левого торца вошли в подъезд, поднялись по широкой лестнице… Не помню, были там ковры под ногами или нет, но знаю точно: советские люди так не живут, по таким лестницам не ходят. И какой смысл вдаваться в детали, если очутились мы в комнате, застланной сплошняком белым мехом, с причудливыми креслами и столиками, изготовленными из монолитов карельской берёзы, как нам объяснил хозяин. Вот вам и «Братская ГЭС»!

Восемь комнат этого поразительного жилья поэту выделило Советское правительство, когда узнало, что в гости к нему собирается сам президент США Никсон. Нельзя же было ударить лицом в грязь! Ещё помню, что по белому меху были как бы случайно разбросаны хрустальные бокалы, из которых мы и пригубляли золотой «Енисели».