В мае 1966 года в городок прилетал первый космонавт планеты, Юрий Гагарин. Да в городке имелся свой небольшой аэропорт и из него летали регулярные рейсы в областной центр, за 200 километров и в столицу. Гагарин прилетал сам за штурвалом кукурузника. Как говорили потом горожане, посетил он городок не только как депутат, в своей избирательной компании, но и с целью навестить своего родственника, щупленького седоголового старичка, единственной радостью в жизни которого оставалась рыбалка. После посещения Гагарина и праздничных мероприятий по данному поводу, первого космонавта как и положено избрали почётным горожанином, но по-моему нет города на планете, где бы Гагарин не был почётным гражданином. А дедку тому построили хибарку из фанеры, в тихой заводи на берегу тихой речки Ипуть, недалеко от заводского дома отдыха в Гута-Муравинке и разрешили в виде исключения ловить рыбу сетью. Рыбу потом забирало многочисленное начальство, возившего к деду, как к местной знаменитости многочисленных городских гостей. Правда, как поговаривают, сам дедок пожил счастливо на реке не долго, в результате многочисленных посещений доброжелателей и сопровождавших их застолий и возлияний, вскорести он спился и пропал, а домик его на реке сгорел, то ли от не затушенной кем-то по пьяному делу папиросы, то ли от людской зависти.

Главными достопримечательностями городка Н. являлись семь его златоглавых церквей, из них две были старообрядческими, со своими перекрёстными крестами и строгой службой. При крещении тут полностью окунали в чан со святой воды, били лбом в пол колено преклонные поклоны на причастии, не смотря на чины и звания, и бород не стригли. У староверного народа всё как-то так повелось, – святить так полностью, кланяться так разбить лоб, верить так свято, работать без устали, от зари до заката, как деды учили.

Словом мал тот городок, да вот как-то так. Колесим мы по Турциям, с их Анталиями и Мармарисами, купаемся в золотых песках Доминиканы, козыряем друг перед другом пятью звёздами и их «All inclusive», а оно то, вот тут под боком, невзрачное, а вот ишь ты, подишь ты, оглянись вокруг, если, что нибудь тебе роднее этой песчаной тропинки к тихой речке за околицей или вон той тоненькой Есенинской берёзки у палисадника отчего дома. Эх, ты провинция…

Медвежий угол на Руси, среди болот и рек,

в лесу дремучем заложил в изгнанье человек.

Он был в расколе обвинён, по широте души,

не смог он щепотью сложить карузлые персты.

Собрав пожитки и родню, с толпою бедолаг,

он отчий дом оставил свой с слезою на глазах.

Скрижали старые вели в раскольников обоз,

и образ мироточил тот, что инок малый нёс.

За веру и покой отцов страдали мужики,

и бабы выли по лесам, стеная от тоски.

Прошли не мало истоптав тропинок ход"аки,

пока монах не указал низину у реки.

Там он велел им возвести часовню из сосны,

и крест восьмиконечный встал как знак конца пути.

В местечке нашем тишь да блажь, погосты да кресты,

четыре церкви вековых осталось из восьми.

Старообрядцы обнеслись оградою стальной,

и прячут от мирян свой быт с надеждой на покой.

Местечко наше хорошо для созерцания дней,

текущих с вялую тоской под сенью тополей.

Столичный лоск от нас далёк,

и едут мужики собрав пожитки в узелки на дальние посты.

*ход"аки – повседневная обувь простолюдина,

сапоги из одного куска грубой кожи.

Но что-то я в поэзию ударился, провинция…

Между тем часа через два с четвертью приятели на американском монстре на колёсах до тарахтели таки до малой родины Гриши. За первой машиной въехавшей в стародавние времена в городок Н. бежали по булыжным мостовым голоштанные мальчишки, выражающие свой восторг криками и улюлюканьем. За многотонным «Hummer» Нагенса ни кто не бежал, местные таксисты прятались от золотого монстра на тротуарах, влезая туда через бордюры на своих «десятках» и «Логанах», с русским трёх коленным… Cчастливой улыбкой разквасилась лишь морда лица владельца местной АЗС, он то точно выполнил месячный план по продаже бензина, наполнив ненасытную утробу гламурного «Монстра Два».