Но пока что ее жизнь принадлежала ей самой. Время словно простерлось перед ней, не прерываясь на встречи, обязательства и сроки, и она больше не могла жаловаться, что его на что-то не хватает. Она так много писала о том, как выкроить время «для себя», как важно ставить себя на первое место, чтобы удержать на плаву всех остальных, что появление бесконечной череды дней, заполненных минутами свободы, когда она может делать все, что захочет, ошеломляло. Ей в плоть и кровь вошла привычка проверять ежедневник и просматривать списки дел, учитывать тысячи утомительных мелочей, связанных с ведением дома и проживанием в нем людей. Стюарт, правда, был довольно практичным мужем и отцом, за что Джулиет была ему благодарна. Но она понимала, что нынешнее положение дел сущая роскошь и ее долг – использовать его по максимуму.

Она решила, что писать, и побольше, будет по утрам, когда голова ясна, а язык точен. Как только наберется разумное количество слов, остаток дня можно будет посвятить чему заблагорассудится. Конечно, ей придется быть строгой с собой, потому что, когда нет обязательств, возникает соблазн отложить работу на потом. Злейший враг писателя – промедление – уступает только отвлечению на Интернет, и, конечно, одно может подстегнуть другое. Она решила не подключать ноутбук к вайфаю в квартире, чтобы не бродить по Интернету под предлогом уточнения деталей, адресов и бог весть чего еще. Да ей это и не нужно, в конце концов. Это же ее собственная история, написанная в голове, а все, что ей могло понадобиться, ждало ее снаружи.

А еще Джулиет решила до начала работы каждое утро выходить на пробежку. Навязчивая идея, овладевшая Стюартом, не вызывала у нее позитивных эмоций, однако она прекрасно понимала, что ее собственное «фи» – это не глобальный отказ от активности. Сидячий образ жизни так же вредит здоровью, как привычка курить двадцать раз в день. А начиная день с легкой пробежки, вероятно, удастся уберечься от того, что в народе называли «писательской задницей». Джулиет надела спортивную форму, кроссовки и вышла в жемчужно-серое утро.

Обежав вокруг Тюильри, она преодолеет примерно одну милю – расстояние, которое, как казалось, ей по силам, и это было самым важным на данном этапе выстраивания режима дня. Джулиет сбежала по террасам в ухоженные сады и направилась по дорожке между конскими каштанами, сохраняя медленный и уверенный темп, наслаждаясь резким, ароматным ноябрьским воздухом, видом оголенных ветвей над головой, приятным хрустом бледно-желтого гравия под ногами. В дальнем конце она перешла на бодрую ходьбу и оказалась перед статуей Родена «Поцелуй». Ее взгляд медленно скользил по мраморным фигурам, и вдруг накатили воспоминания: как она исследовала другое тело с той самозабвенной страстью… Горло перехватило от тоски. Будет ли ей дано когда-либо вновь испытать нечто подобное?

Она вышла из парка и направилась обратно вдоль колоннад улицы Риволи, где уже начали открываться магазины с блестящими парижскими сувенирами: брелоками, снежными шарами и магнитами на холодильник. Она повернула на улицу Сент-Оноре и улыбнулась, проходя мимо дорогих бутиков, непринужденно поселившихся среди кафе, баров, лавок, торгующих шоколадом, и цветочных магазинов. От содержимого витрин у нее перехватывало дыхание, она замирала от вида объемных пальто из букле, тюлевых юбок, ботильонов из табачно-коричневой замши по щиколотку.

Она пообещала себе, что если станет усердно работать, то каждый день будет себя чем-нибудь баловать. Это может быть что-то маленькое: крошечная коробка конфет или журнал. Или что-то из списка классических вещей, в которые она хотела вложить свободные средства: тренч, белая рубашка, фирменные духи. Она отложила часть денег от продажи дома на новый образ, на начало новой жизни в качестве одинокой женщины. А где еще можно создать новую личность, как не в Париже?