Напротив Пивси, освещённые закатным солнцем, копошились лати-торгашки. Они щурились от света, прикрывали глаза руками и бранились себе под нос. Услышав слова Пивси, одна из них, немолодая, высокая и румяная, повернулась к нему и упёрлась руками в широкие бока. Тётка Кафизель, одна из влиятельных на рынке, говорила так, что все замолкали. И сейчас замолкли, когда она сказала:

– Утром носился, точно заяц, небеса прославлял, а теперь уже проклятый Светодень?

Пивси махнул рукой.

– Давай, поговори. – сказал он. – Языком-то ещё не начесалась за день. Другим-то не занимаешься.

– Ты, старый дурак! – усмехнулась женщина и поправила платье на потных плечах. – Я тут работаю. Это ты у нас на пожилом жалованье. Отдыхаешь. В тенёчке с украшениями играешься.

– И вовсе не играюсь я. – обиделся старик. – Сердце, кажись, так и выскочит сейчас.

– Как выскочит – ты беги да лови. – сказала тётка Кафизель. – А то убежит.

Женщины рассмеялись. Пивси вдруг вытянул шею и уставился на улицу.

– Это вам, лати, бежать надо. Глядите скорее, дежи-красавцы идут! Ох! Мужики с большой буквы!

Будто по команде, женщины побросали свои мешки и оглянулись. На улице было пусто.

– Дурак ты, Пивси! – сказала тётка Кафизель и плюнула себе под ноги. – Заняться тебе нечем.

Пивси захихикал и положил голову на колени.

– А Джерис одна не посмотрела. – хитро заметил он. – Чего, навидалась дежей?

Ему отвечала маленькая лати с длинными светлыми волосами. Она была худая и такая белокожая, что казалось, будто просвечивает насквозь. На Пивси посмотрели злые зелёные глаза.

– Одного Тарреля вашего увидишь – на всю жизнь хватит. Как славно, что не видать его давно. Уже всему Гаавуну от него тошно.

– Вот и нет. – обиделся Пивси. – Ты, Джерисель, моего паренька не обижай. Тётка Разель помрёт – один он у нас дежа останется. Хороший он. Красавец.

Джерис закатила глаза и затянула пояс на широких воздушных штанах.

– Красавец, да. С головой пустой. В красоту всё ушло.

Пивси нахмурился и поднялся.

– Неправда! Род Таррелей уважаемый. Инженеры все. Поголовно.

Лати расхохотались, глядя на Пивси. Тётка Кафизель, утирая слёзы, выступившие от смеха, сказала:

– Это ж где он инженер? Какие шестерни он крутит у девок в постелях, а?

– Ничего не крутит он. – гордо сказал Пивси. – Дежи такие, что вам рядом и не стоять. Хитрые они и умные. Из любой передряги вылезут – не замараются.

– Ну так расскажите нам. – усмехнулась Джерис. – Сколько сказок рассказываете, да ни одной про умного дежу не было.

– Было, рассказывал! – упрямился Пивси. – Не помните ничего. И не сказки это всё. А истории правдивые. Вот только старые.

– Это те, что твой дед-дурачок тебе говорил? – рассмеялась тётка Кафизель.

– Цыц, скверная баба! – ударил Пивси кулаком по дереву. – Деда моего ты не трожь! Он у меня рыбаком был, со многими общался, многое знал. Вам до него… Далеко, в общем, вам до него. Что тут говорить, если вам, бабам, даже загадки простые не под силу.

– Это какие такие загадки? – заголосили женщины.

– Да вот, самая обычная. Отчего солнце ночью прячется?

Тётка Кафизель закатила глаза и ещё быстрее стала паковать свои тюки.

– И нет у тебя ещё мозоли на языке с этой загадки? Тошно всем от неё. Хоть бы раз ответ сказал.

Пивси захихикал.

– А мой дед в своё время отгадал. И я потом отгадал.

– У вашего деда, небось, волос чёрный был, раз так умён? – спросила Джерис.

Пивси закряхтел от раздражения.

– Полнее раньше жилось. – сказал он. – И люд интересный был. Не заскучаешь. Вам-то, молодняку, хоть бы что – вы только нынешний уклад знаете. А я, как только ложку в руках держать научился, уже все рассказы деда своего наизусть рассказать мог. Чувствую, так сказать, принадлежность.