Аромат сандала, окутывающий двор, усилился. Дун Хуа взял палочку для благовоний и наклонился к курильнице, чтобы сгрести разлетевшийся снежно-белый пепел. После накрыл горелку и вдруг сказал:

– Долго собираетесь притворяться?

У Фэнцзю оборвалось сердце. Так он и правда знал. К счастью, она успела продумать свои следующие шаги, и одним из них было молчание.

Хранить тишину в ответ на любые слова владыки было самым правильным решением.

Дун Хуа неспешно отложил в сторону палочку для благовоний, вытащил платок и посмотрел сквозь него на солнце.

– Так, значит, превращаться в платок – ваше увлечение? – медленно спросил он.

Какой смехотворный вывод. Фэнцзю оставила его без ответа.

Дун Хуа редко улыбался, и от улыбки, промелькнувшей в его глазах, у Фэнцзю, будь она сейчас в форме лисицы, шерсть встала бы дыбом.

Словно уловив ее состояние, Дун Хуа продолжил:

– Вот и прекрасно. Мне как раз нужна тряпка для меча, придется вас затруднить.

Для меча? Для легендарного меча Высокого долга, одного из десяти сильнейших древних артефактов, клинка, что режет зачарованную сталь, как грязь, клинка, при имени которого содрогается весь мир? От страха у Фэнцзю застучали зубы. На этот раз она так перепугалась, что упустила шанс ответить. Ничуть не озабоченный ее молчанием Дун Хуа вновь сложил платок, убрал его в рукав и стал готовиться ко сну.

Фэнцзю составляла план с дальним расчетом. Она думала: будучи платочком, ей достаточно испытать терпение Дун Хуа. Рано или поздно она бы ему наскучила, и он бы ее отпустил. Такой выход из ситуации был самым безболезненным для ее репутации. Откуда ей было знать, что Дун Хуа собирается протирать ею меч? К тому же слова с делом у владыки никогда не расходились.

Четыре моря и восемь пустошей благоденствовали долгие годы, битв почти не случалось, поэтому обещание Дун Хуа ее не напугало. Но за мгновение до того, как провалиться в сон, она вдруг вспомнила, что он принял вызов владыки демонов Янь Чиу. Это означало то, что завтра меч Высокого долга обагрится кровью. Фэнцзю пробила дрожь. Она рывком взмыла вверх и зависла в воздухе над кроватью из розового дерева. Успела прогореть половина палочки благовоний, прежде чем Фэнцзю приняла твердое решение сбежать этой же ночью.

Чтобы не потревожить Дун Хуа, Фэнцзю предусмотрительно не принимала человеческий облик. Однако перед ней встала непреодолимая преграда – полог кровати, который она бы легко преодолела, будь сейчас человеком. Однако платочек был слишком мягким и легким, и доходящие до пола занавески его напору не поддавались. Взглянув вниз, Фэнцзю увидела Дун Хуа, чьи серебристые волосы рассыпались по нефритовой подушке. Тонкое облачное одеяло укрывало его до талии. Взгляд Фэнцзю скользнул по красивому лицу, над которым не были властны годы. Что важнее – владыка выглядел очень-очень крепко спящим.

В форме платка у Фэнцзю были запечатаны не только пять чувств познания. Она не могла применить никакие заклятья. Не то чтобы она оказалась в безвыходной ситуации – она могла принять человеческий облик и тут же бросить в Дун Хуа усыпляющее заклинание. Труднее было остаться при этом незамеченной. Если ее план не удастся, что делать?

Несколько мгновений ушло на раздумья. Тишина ночи вдруг придала ей смелости. Конечно, было бы неплохо сохранить лицо, но даже позор не так уж и страшен. Самое большее отец пару раз ударит ее хлыстом, если узнает. Подумаешь, будто ее никогда не били. Если такова цена за возвращение в радостное детство, то она не так уж и велика. В Фэнцзю взыграла гордость. Приняв облик девушки в траурных одеждах, она легонько провела по лбу Дун Хуа кончиком пальца. Он не проснулся. Фэнцзю некоторое время смотрела на свою руку в оцепенении. Неужели у нее все получилось? Оказывается, не зря у смертных ходит пословица: «Смелые умирают от обжорства, а трусливые – от голода».