«Как жить теперь? Ведь уже никогда не увижу эту девочку, лицо её – ни-ко-гда не увижу!» – Непереносимая унылость мертвила, синяя обыдёнщина всего, в чём я остался и что впереди ждало. А ушло – всё-таки до этого я так не сознавал, теперь знаю – ушло что-то духовно истинное моё, мне предназначенное, как второе дыхание души. Как будто я прозрел, а свет взяли и убрали навсегда. И вот замер, и не знаю куда деваться. Даже каюта была уж не той, в которой чувствовалась постоянно близость ее присутствия, а уже вот теперешней. И вся действительность – давно известной и надоевшей.

Взгляду попалась книга с вложенным адресом. Вот что ещё хранило! Была там со мной, когда провожал. А главное – я читал её в постоянной обращённости моей к девочке, и вот совпадение: уход женщины из жизни – в книге, и – её уход из моей жизни! Девочка… Никогда больше не увидеть! Как мало я смотрел на тебя, как расточал драгоценные мгновенья на какую-то малодушную игру выжиданий, условностей! И вот… Ком в горле…

Прочь от дум вышел на палубу. После шлюзования оживлённо прогуливались, любовались Жигулями. Бодрость, довольство, благополучие. Вот она тут и Лариса, сегодня с матерью. Всё оскорбляло своим неизменным бесстрастным продолжением – была девочка, нет ли. Идёт очередной день их путешествия, их путешествие приближает их к очередному большому городу – всё правильно. И вот – эта засасывающая степенная, навязчиво явленная реальность тех же фигур, лиц, того же сибаритства, ожидающего вновь встряхнуться в толповоротной прогулке по магазинам; а в глазах – уходящая девочка с мальчуганом – пригрезилось? вообразилось?.. Спустился вниз, в пролёт. Постоял, представил.

И вдруг представил другое: а если б я тогда не обернулся? Так и стоял бы на палубке и ждал до самого Куйбышева, каждую минуту сгорая в лихорадке иссякающей надежды, душимый отчаянием. И какая в конце этой пытки была бы казнь – сходить мне, так и не увидев, самому якобы оторвать мою прильнувшую к ней жизнь, не сомневаясь, что она – здесь, и поплывёт дальше неведомо куда! Да, то оказалась маленькая пощада…

Вернулся в каюту. Нет, эти стены, дорогие эти стены! Последний час – но это мой ещё мир! В нём – ещё тепло памяти. Вспомнил, как утром проснулся в смутном волнении: сегодня должно всё определиться (и вот определилось!). А потом так неожиданно увидел её на палубе, уже одетую как вчера в Казани. «Как тебе сразу не заподозрилось – вот близорукость! – что сейчас в Тольятти она может сойти? Почему эта естественнейшая причина того, что она не по обычному своему пароходному была одета, совершенно и в голову не пришла?» – Я бессильно усмехнулся: и мысли же такой не допускалось, само собой вроде бы – ей плыть дальше… Да и что теперь все эти вопросы! Всё уничтожено, просто и непоправимо. Как будет мне теперь в Куйбышеве с родными, совсем сейчас далёкими?..

Уже видны пригородные парки, санатории, пляжи. Пора!