– Конечно, Перси, я сделаю все, что от меня зависит.

Лютеций и Лоуренсий проводили друга взглядом, затем заговорили вполголоса:

– Не нравится мне перемена в нем. Он стал слишком гордым и самоуверенным. Не хочу пожелать ему дурного, но ведь власть может так же легко уйти от него, как и пришла.

А Перси медленно шел к себе; разговор с друзьями неприятно удивил его. Странно, что у них все чаще стали появляться разногласия – они не хотели давать ему свободы действий, не желали подчиняться и продолжали считать, что разбираются в политике лучше него. Но в конце концов он уже больше года прожил в племени склифов и далеко не так наивен и глуп, как раньше. Он и сам знает, как ему добиться своей единственной цели – выжить.

Теперь Перси уже не знал, к чему он стремится. Подчиняться начальнику, выполнять рутинную работу он уже не хотел, новая должность ему очень нравилась и удовлетворяла честолюбие. Хотел ли он стать вождем? Эта мысль действительно не приходил Перси в голову – как, зачем? Он лишь хотел победить Гольмия и добиться уважения и независимости.

***

Нинисель вышла из зала после ужина и отправилась в комнату. В последнее время никто ее не провожал, не ходил с ней гулять перед сном; Нинисель знала, что у Перси много забот, не обижалась и ни о чем его не расспрашивала. Они мало времени поводили вместе, почти не разговаривали и постепенно отдалялись друг от друга.

Нинисель свернула в коридор, но вдруг услышала торопливые шаги сзади и обернулась. Ее догнала Элизабет.

Хотя девушки считались подругами, они никогда не навещали друг друга в комнатах. Элизабет знала, что Нинисель замужем, поэтому приходить к ней вечером стеснялась. Нинисель в свою очередь не решалась навестить подругу, зная ее образ жизни.

Тайны частной жизни разделяли их, и каждая вечером оставалась наедине со своими проблемами, которые не с кем обсудить.

Поэтому, увидев Элизабет, Нинисель очень удивилась.

– Пожалуйста, Нинисель, позволь мне поговорить с тобой. Мне так нужна твоя помощь. Ты бы не могла меня принять?

– Сейчас посмотрю, если мужа нет дома.

Она вернулась через минуту.

– Никого нет, заходи. Думаю, Перси вернется нескоро.

Девушки вошли в комнату. Элизабет, заметно уставшая, села и тотчас заговорила:

– У меня к тебе просьба, дорогая, можешь сразу отказать, если сочтешь меня слишком дерзкой.

– Что ты, Лиззи! Говори скорее, что случилось.

– Понимаешь, Нинисель, у меня скоро будет ребенок…

Нинисель кивнула.

– Можешь, как и все, осуждать меня, но не в этом дело. Я даже не знаю, как начать… Ты бы не могла взять моего ребенка?

– Взять твоего ребенка? – изумленная Нинисель не сразу поняла, в чем дело.

– Просто мне запретили держать его у себя… отец будущего ребенка.

– А… – Нинисель замялась. Повисло неловкое молчание.

– Пожалуйста, Нинисель, спаси моего ребенка, ведь он велит мне убить его, а я не могу. У тебя ведь тоже скоро будет ребенок.

– Еще не скоро, – улыбнулась Нинисель. – Хорошо, я возьму твоего ребенка, Лиззи.

– О, Нинисель, какая ты добрая! Ты ведь вправду возьмешь его?

– Конечно, Лиззи. А отец твоего будущего ребенка…

– Я не могу назвать его имя.

– Хорошо, не говори, если не хочешь. Давай только решим, как будем говорить о ребенке: кто его мать?

Элизабет долго молчала. В ней боролись два чувства: желание быть рядом с будущим ребенком, назвать его своим, открыто любить его и гордиться тем, что она его мать, и страх за его жизнь. Нет, ему будет гораздо надежнее оставаться с Нинисель.

После долгого колебания она наконец сказала:

– Возьми его, дорогая, и назови своим. Я буду изредка навещать его. О, Нинисель, если ты спасешь моего ребенка, я вовек этого не забуду!