Хочется весенних костров, хочется сесть рядом с Лаврентьевым и долго-долго с ним говорить, а он будет молча кивать в ответ, потому что слов не надо, когда все ясно и без них.

– Мне так плохо сейчас, – сказала бы я, – а тебе?

– И мне плохо, – ответил бы он, и мы бы долго молчали, глядя друг на друга.

Но ничего этого нет. Я одна. За моим окном – еще одно окно. За перилами балкона – грязный, сморщенный двор и холодная, туманная осень 2005 года. Мне внезапно вспоминается что-то из «Чайфов»:

Ее окна выходят во двор,

Она кричит в темноту слова –

Есть еще здесь хоть кто-то кроме меня?

Есть еще здесь хоть кто-то…

Надо думать о хорошем, – мысленно уверяю я себя в таких случаях. Я – Алена Кубарева, и у меня все хорошо. Саундтрек – что-нибудь типа «Pretty woman» из «Красотки». Я счастлива. А то, что я сейчас одна, в старой куртке смолю на балконе с жуткой головной болью – вовсе ничего не значит.

В ее доме вечный бардак,

В ее комнате на стенах битлы.

Его номер, как код от замка,

В трубке застыли слова –

Есть еще здесь хоть кто-то кроме меня?

Есть еще здесь хоть кто-то?..

– Есть еще здесь хоть кто-то? – тихо спрашиваю я у тумана.

Мне никто не отвечает.

– Эй? – снова спрашиваю я и закрываю глаза.

Туман молчит.

2. «Аделаида – звездатая дрянь».

Ада, сощурившись, придирчиво смотрела на улыбающуюся девушку с рекламного плаката. Та одной рукой держала зубную пасту, а другой, соединив большой палец с указательным, на американский манер показывала, что все в порядке.

– Не щурься, – сказал брат, и Ада фыркнула.

В начале недели, по старой негласной традиции, Ада с Кириллом Александровичем Астаховым, а попросту, двоюродным братом Киркой, встречались, чтобы поужинать в ближайшей кафешке и поболтать за жизнь. Перед этим, по еще более негласной традиции, брат заезжал за Адой на работу и далее путь держал во вторую государственную стоматологическую поликлинику города Омска «Примадент», в которой он, стоматолог-ортопед, имел не совсем законное сотрудничество с зубными техниками. Брат с Адой поднимались на второй этаж, где и ждали появления в назначенное время очередной фигуры в медицинской одежде. На сей раз фигура заставила себя подождать, но, появившись, сразила Аду наповал.

– Кирюха! – громыхнул чей-то низкий, но, судя по всему, женский все-таки голос, и дверь зуботехнической лаборатории с визгом впечаталась в косяк.

Ада подняла голову. Перед ними стояла огромная, почти во весь проем шириной, добродушно улыбающаяся женщина, и сдувала гипсовые крошки с рук.

– Привет, Юля, – весело ответил Кирилл, – знакомься – моя сестра Ада.

– Наслышана, наслышана. Здрасте! – Юля энергично схватила Аду за руку и несколько раз хорошенько тряхнула. – А ты, Кира, что-то в весе прибавил. Ну, конечно, вон, смотри, пузо-то висит. А я похудела так, ну-ка посмотри? А? Новая диета. Кефирно-огуречная.

– А я думаю, что это в тебе не так… Конечно, похудела! Чуть-чуть, правда совсем, но прогресс намечается, – бодро подхватил Кирилл, – после кефирно-огуречной-то как не похудеть…

Ада прыснула в кулак. По сравнению со слонообразной Юлей брат, действительно сильно пополневший с возрастом, казался херувимом крылатым. Юля, впрочем, шутку тоже оценила, и жизнерадостно загоготала. Кирилл еще поулыбался для вида, а потом показал рукой на часы, после чего Юля спохватилась и достала из пакетика съемный протез верхней челюсти. Ада вновь уставилась на плакат. Настоящим на нем был только тюбик с пастой, а все остальное, и даже – что вдвойне обидно – красивая белозубая улыбка, было дорисовано в фотошопе. Ада живо представила эту картину – невыспавшаяся, невеселая девушка с парочкой прыщей и жидкими волосами нехотя зубоскалится, такой же невыспавшийся, и, может, еще более невеселый фотограф делает несколько снимков, а потом, уверенно клацая мышкой и думая о чем-то совершенно другом, творит чудеса на компьютере.