Женщина поняла, что парень хочет остаться один, и, осторожно отворив дверь, вышла.

Алексей открыл глаза, осмотрелся. Лежал он на специальной кровати, ни туловищем, ни ногами шевельнуть не мог. Жесткий гипсовый корсет сдавливал все тело. Он мог свободно водить из стороны в сторону только руками да головой. Тело под гипсом нестерпимо зудело, причиняя муку не меньше, чем многочисленные раны.

«Ну зачем так мучиться, ради чего? – подумал он. – Ведь дома меня никто не ждет. Кому я вообще нужен?» Он растравлял себя этими вопросами, заранее зная, что ответов на них нет.

От черной безысходности, обступившей со всех сторон, на глазах выступили горькие слезы бессилия.

«Вот вывалиться бы из этой кровати да разбиться так, чтоб уж насовсем. Чтобы кончились кошмары, боль, безысходность одним разом. Упасть, и все, – промелькнула шальная мысль, – а что, это для меня единственный выход. Раз говорят, что позвоночник поврежден, значит, от удара о пол сломается гипс, и тогда конец. Долгожданный конец». Мысль эта углублялась и ширилась, приобретая все более и более безумные формы.

Алексей взялся рукой за край кровати и начал раскачивать свое упакованное в белый панцирь тело. Туда-сюда, туда-сюда.

Но рука была еще недостаточно окрепшей, и амплитуда раскачивания была слишком мала, чтобы перевалить его через край ложа. Да и кровать стала предательски громко скрипеть, словно предупреждая кого-то о готовящемся заговоре против человеческой жизни.

Алексей поднял перед собой ослабевшую руку и в сердцах больно стукнул по ней другой, израненной, в бинтах.

Резкая боль, которая тут же откликнулась на удар, немножко отрезвила его. Он вдруг понял, что даже если упадет на пол, то ожидаемого эффекта не получит, а лишь усугубит свое состояние новой, еще большей, болью.

«Ничего, выберу момент, когда повезут на вертолетную площадку, или еще где», – уже без эмоций подумал он и вызвал сестру, утопив красную кнопку звонка, вмонтированную в кровать.

Через несколько минут дверь открылась и на пороге появилась молодая женщина в белоснежном чепчике. Заспанное ее лицо выражало тревогу.

– Не могу заснуть, – пожаловался Алексей.

Медсестра принесла шприц и почти безболезненно ввела ему какое-то лекарство. В голове зашумело, пошло кругом. Все самое страшное – и боль, и черные мысли – остались где-то далеко-далеко позади. Через минуту он уже крепко спал.

Подготовка к отправке в Союз началась с самого утра следующего дня. Алексея сразу же после обильного завтрака повезли в перевязочную. Пока отмокали бинты, особой боли не ощущал, но, когда начали осторожно снимать, тело засаднило. Словно тысячи мелких иголок всадили в кожу. Эта неприятная процедура длилась не меньше часа, а Алексею казалось – целую вечность.

После перевязки попросил обезболивающего, но медсестра сказала, что у них существует норма на наркосодержащие препараты и что если он станет получать инъекции чаще, чем положено, то может стать наркоманом.

Боль, если не шевелиться, была несильной, и Алексей больше не настаивал на своем.

Он готовился к своему последнему шагу и был сосредоточен только на этом.

«На чем нас повезут до аэропорта? – интересовал его вопрос. – Если в закрытой машине, то нечего и рыпаться, толку не будет. Хорошо бы в открытой. На улице не жарко, зато какая красотища! В окно хорошо видно, как вокруг госпиталя буйно расцвели сады. Даже здесь в больничных палатах чувствовался терпкий запах цветущего миндаля, который, казалось, заполнил все пространство от неба до земли, будируя кровь, призывая к жизни. Но зачем я об этом думаю, – оборвал он радужную мысль, торжествующую в глубине сознания, – ведь я твердо решил свести все счеты с жизнью!»