– Да, после штаба вам здесь тоскливо будет, – посочувствовал им Алексей, – но ничего, будем воевать рядом. Если что, помогу.

Заметив, что солдаты, не зная куда сунуть полученные гранаты, начали выкладывать их на бруствер, сказал:

– А вы их сюда! – Алексей взял лопатку и, проделав углубление в стенке окопа, показал, куда положить «карманную артиллерию».

– Так удобнее, если что…

Он поправил валик бруствера, выставил свой автомат, прицелился, расчистил земляной столик для упора при стрельбе и только после этого, удовлетворенно хмыкнув, направился в свой окоп.

Стрельба в кишлаке уже прекратилась. Над долиной воцарились полуденная лень и спокойствие. Крестьяне, покинув свои наделы, отсиживались в самое жаркое время в своих глинобитных, с плоскими крышами домах. Алексей не раз бывал в таких жилищах и всегда удивлялся рациональности быта афганцев. Летом там было прохладно, зимой тепло.

«А что еще человеку надо? – думал он, разглядывая афганское селение. – Хороший дом, земля, привыкшие к труду рабочие руки. Живи, работай, будь счастлив. Ан нет. Мало этого человеку. Большего подавай. А за просто так никто свои блага не отдает. И те, кто хочет большего, и те, кто готов защитить свое кровное, берутся за оружие. Пусть бы и воевали друг с другом. Мы-то зачем здесь?»

Эта мысль все чаще и чаще появлялась у Алексея в голове, порождая бурю чувств, и тут же безответно исчезали в глубине сознания. Ведь он по-прежнему еще верил в то, что выполняет здесь свой интернациональный долг, и, очень хотел верить в то, что афганский народ должен относиться к нему, как к своему защитнику.

Но все время, находясь здесь, он, хоть и видел иногда улыбки на лицах прохожих, провожавших взглядом их колонну, но чувствовал, что улыбки и рукоплескания эти неискренние. Доказательств этому было более чем достаточно. Это и случай с гранатой, которую чумазый мальчуган бросил в их БТР взамен банки тушенки, это и стрельба в спину со стороны солдат афганской правительственной армии, это и сами действия сарбазов и царандоевцев, которые при первом выстреле моджахедов кидались в укрытие, оставляя своих русских союзников один на один с врагом. А когда их гнали в атаку, некоторые солдаты и офицеры, ухмыляясь, говорили:

– Вам надо, вы и воюйте!

«Значит, в Союзе нам вдалбливали одно, а здесь все было по-другому, – думал он, – для афганцев мы были не интернационалистами, а неверными, врагами ислама, с которыми под зеленым знаменем священной войны они готовы были драться до последнего. Выходило, что наше вмешательство способствовало не окончанию войны, а ее продолжению. Ведь известно, что, если в семьдесят девятом году в горы уходили отщепенцы, яростные противники режима, а теперь взялись за винтовки и дехкане, чтобы защищать свою землю от нас – воинов-интернационалистов. Абсурд какой-то».

Над площадью, расположенной в центре кишлака, заклубилась пыль. Алексей поднес к глазам бинокль и увидел, как от большого конного отряда, который только что прибыл, отделилась группа человек в пять-шесть. Конники на рысях поскакали к окраине кишлака и затем, перескочив речушку, направились в сторону высоты.

– Всем закончить работы. Приготовиться к бою. Без моей команды огня не открывать! – послышался уверенный голос взводного.

Алексей взял автомат, внимательно осмотрел целик и мушку и только после этого изготовился к стрельбе.

Душманы осадили своих коней где-то в нескольких сотнях метров от высотки. Вперед выехал один. Дальше подножия он забираться не стал. Вскоре послышался его зычный голос.

К окопу, где изготовились к бою переводчики, подполз лейтенант.