Секретарь прочел обвинительный акт. Председатель, изложив вкратце сущность обвинения, спросил Ичалова, признает ли он себя виновным. Тот ответил отрицательно.

– Подсудимый Аарон! Вы обвиняетесь, во-первых, в том, что двадцать второго октября прошлого года в гостинице «Мир» купили у неизвестного вам лица серебряную диадему с тридцатью пятью бриллиантами и, узнав из газет, отобранных у вас при обыске, о том, что диадема, находившаяся в ваших руках, добыта посредством смертоубийства, не донесли о продавце, оказавшемся впоследствии дворянином Никандром Петровичем Ичаловым.

Во-вторых, вы обвиняетесь в том, что, зная, что диадема была добыта посредством смертоубийства, вы присвоили ее себе, продали из нее четыре бриллианта и намеревались сбыть остальные, что вам не удалось сделать только по причинам, от вас не зависящим. Признаете ли вы себя виновным?

– Нет! – сказал Аарон, разводя руками и мотая головой. – Я совершил коммерческую сделку. Купив диадему, я считал себя вправе продать четыре бриллианта и хлопотать о продаже остальных. Газеты я читал, но полагал, что известие об убийстве девицы Руслановой было газетной уткой, так как оно мне представлялось совершенно невероятным. Факт покупки диадемы не отвергаю, но не признаю за собой никакой вины. Я теряю при этом триста рублей моих собственных денег и прошу суд войти в мое положение.

– Какого числа вы получили диадему?

– Двадцать второго октября я сторговался вот с ним, – сказал еврей, кивнув на Ичалова, – а двадцать третьего октября получил диадему от посыльного.

– Через сколько дней вы получали издаваемые в Петербурге газеты по выходе в свет каждого номера?

– На другой день.

– Значит, двадцать шестого числа вы уже могли читать газеты, вышедшие двадцать пятого октября?

– Должно быть, так.

– Вы читали о том, что с убитой похищена серебряная диадема, в которую было вправлено тридцать шесть бриллиантов, из них один оставлен на месте преступления, а остальные унесены с диадемой?

– Читал.

– Во время чтения этих газет диадема была уже у вас в руках?

– Так точно.

– Вы не могли не заметить, что диадема, похищенная убийцей, вполне походила на ту, которую вы купили?

– Да, но я думал, что это случайность.

– Вы отметили, однако ж, карандашом в газетах все то, что относилось к похищению диадемы.

– Нет, я не отмечал.

– Кто же делал отметки красным карандашом?

– Не знаю.

– Садитесь. Суд приступит к проверке доказательств. Господин судебный пристав, введите свидетеля, действительного статского советника Владимира Александровича Русланова.

Я взглянул на стол вещественных доказательств. На нем лежали: план дома Русланова, клок коричневого сукна, пиджак, штаны и жилет того же цвета, сплюснутая диадема, тридцать шесть бриллиантов и модель диадемы, сапоги и гипсовые снимки со следов, синее пальто и белая баранья шапка, записка неизвестного лица к Елене Владимировне и, наконец, номера газет с отмеченными на них красным карандашом статьями. То были предметы, приобщенные мною к делу в качестве вещественных доказательств.

Свидетель вошел. Он говорил тихо, изредка утирая слезы. Председатель предложил ему сесть и предъявил вещи, принадлежащие его покойной дочери. Прокурор задал вопрос об отношениях Ичалова с его дочерью. Русланов отвечал, что отношения их были чисто светские и никакой взаимной склонности или особенной близости между ними он никогда не замечал.

К моему удивлению, защитник Аарона допрашивал Русланова в течение получаса и задавал вопросы, которые, по моему мнению, не могли относиться к делу. Председатель несколько раз делал ему замечания о напрасном утомлении свидетеля, но, не желая стеснять защиту, дал ему окончить допрос.