– Ого, ты чего это?

Я уже немного привыкла к Марку за последние пару дней: его форма всегда была аккуратной, а рубашка – белоснежной, как и кеды.

И волосы. Вчера они были несколько длиннее, чем обычно носят парни в школе, но не настолько, чтобы шутить про патлатость. Сегодня же волосы были длиннее значительно. А у висков и на затылке выбриты. И дорого уложены. Есть такие укладки, которые никогда себе сам дома не сделаешь. Им место в сериалах и на подиумах.

Марк, мать его, улыбался, пока я от удивления то открывала, то закрывала рот. Этот сукин сын был действительно хорош.

В школу было принято ходить в форме. Хорошая школа в хорошем районе, и ученики должны были бы формой своей гордиться.

Мне за десять с лишним лет учёбы форма набила оскомину, и в то же время стала такой неотъемлемой частью жизни, что я даже порой впадала в ступор в выходные: а что надеть-то?

С формой всё было просто.

С личными вещами – очень сложно.

Конечно, никаких зверств типа запрета косметики или регламента о длине волос никогда не существовало… Но форменные юбка или брюки и пиджак были мастхэв. Чтобы прийти в повседневной одежде в школу, нужна была веская причина…

В нормальной ситуации вокруг Марка уже собралась бы толпа. Как если бы рок-звезда заявилась в школу. Но ребята задерживали на нём взгляд лишь на пару секунд дольше, чем обычно.

– Считай, что это бунт, – он подхватил мои грязные ботинки, засунул их в шкафчик и закрыл его. Бесчисленные феньки на одной руке с часами тихонько звякнули от резкого движения, и я невольно залипла, глядя на них. Взгляд зацепился за ещё одно украшение: на кручёном кожаном ремешке на шее болтался неправильной формы тёмный камень в простой металлической оправе.

– Бунт? – тупо переспросила я. – Прийти в школу не в форме – это уже бунт?

Взгляд невольно продолжал изучать Марка: серая футболка с непривычно глубоким вырезом и чёрная худи-мантия до колен. Я отвела взгляд, смутившись: вырез для мужской футболки был великоват. Но Марку шло.

– Это же всего лишь одежда, – буркнула я и двинулась в сторону лестницы. – О каком бунте может идти речь?

– Ты вчера обидела меня. Извинись.

– Что? – я остановилась и заглянула ему в лицо. – Когда это?

– Я не манекен. И меня не радует тот факт, что я тут как призрак.

Что-то я окончательно перестаю понимать причинно-следственные связи. Что он такое несёт?

– Что за бред? Разве это не твоё решение?

Уголок рта парня дёрнулся. То, что могло бы быть улыбкой, превратилось в оскал.

– Какой нормальный человек добровольно согласился бы на подобное?

– То есть, это… твоя… э-э… семья? – проблеяла я. – Ты говорил что-то про выгоду и полезность…

– Именно, – он кивнул и подтолкнул меня дальше двигаться по коридору.

И только сейчас я заметила, что на плече у него всё та же, знакомая уже мне сумка. Хоть что-то привычное в его облике меня успокоило.

– Садись ко мне, я подвину Лёшу, – бросила я через плечо, пока мы поднимались наверх. – На уроках я болтать не люблю, но ты хотя бы не будешь один.

Смелости узнать выражения его лица мне уже не хватило, и я галопом понеслась в сторону класса.

Мои приятели, ранние пташки, уже расселись по своим местам. Лёша сидел вполоборота на своём месте и горячо что-то обсуждал с Адой.

– …Пойми же, теория о том, что Вторую мировую начала Польша абсурден. Это не подтверждается архивами, и пакт Молотова-Риббентропа – это фактически договорённость о том, как разделить влияние между союзниками!..

Люблю обычно послушать их, да и тема дискуссионная… Но увы.

– Лёша, у меня просьба… – начала было я.

– Алексей, привет, – Бейло сам обратился к нему. В который уже раз я наблюдала, как нехотя фокусируется взгляд другого человека на Марке. – Я хочу сесть с Алисой сегодня. Ты не против? Тут есть место, – он указал на соседний ряд.