– Господа, мне кажется, что продолжить нашу беседу будет лучше где-нибудь в другом месте, – и обратилась ко мне: – Пойдемте, они нас догонят.

Эдакое-то спокойствие после суточного пребывания взаперти, а теперь – при виде дерущихся! Я был потрясен, и с искренней учтивостью предложил Калерии Тимофеевне руку. Будь она помоложе, я бы предложил и сердце.

Мы с Калерией и кошкой шли впереди. Несколько отстав от нас, взъерошенный Петрович, гневно сверкая белками, тащил за собой упирающуюся Клавку. А вокруг нас ласково обнимало мир необыкновенно веселое и свежее утро.

Устроив всех на лавочке у пристани парома, Петрович попытался было снова объяснять Калерии, что произошло. Но она с улыбкой ответила, что очень устала, ей необыкновенно хочется чаю, и она просит отложить разговор до дома. Мы сидели молча и под аккомпанемент мурлинкиного мурчания любовались окрестными пейзажами. Вдруг мы заметили, что со стороны города к пристани спускается какой-то человек. Увидев нас, он замахал руками и припустил быстрее.

– Это же рыбак! – обрадованно сказал Петрович и, как всегда, оказался прав.

Наш смешливый водоплавающий знакомец как видно уже принял то, на что у него взаймы попросил Петрович. Он радостно потряс нам руки, словно мы расстались не час, а, по меньшей мере, лет пять назад, продемонстрировал все свои улыбки дамам, и с самой лучезарной извлек из одного кармана недопитую пол-литру, а из другого – стакан с зеленым крыжовником. Крыжовник он бесцеремонно высыпал Клавке на колени, открыл заткнутую свернутой бумажкой бутылку и, налив содержимое в освободившийся стакан, продолжая улыбаться, возгласил:

– Ну, Петрович, поехали!

Петрович замотал головой:

– Ты, мужик, не обижайся, а? Я за рулем, понял?

– Ты чего, сам же просил? – растерялся рыбак и, оценив нашу компанию взглядом, протянул стакан Калерии.

И что вы думаете? Наша дама взяла этот сомнительной чистоты граненый сосуд, долго учтиво благодарила, расспрашивала о рыбе, о реке, о видах на урожай.

Рыбак был покорен и совершенно не обращал внимания на Клавку, которая кокетливо грызла дармовой крыжовник и хихикала. Наконец Калерия Тимофеевна подняла стакан, чтобы выпить за здоровье своего собеседника. Восторженный рыбак чокнулся с Калерией всей бутылкой и, приняв позу плакатного горниста, с гусарской удалью влил в себя оставшуюся в бутылке водку. Калерия Тимофеевна, не моргнув глазом, с нежной улыбкой поднесла стакан ко рту, но задела при этом кошку. Кошка заворочалась, завыгибалась, и стакан выпал из рук Калерии Тимофеевны. Все было проделано с такой удивительной виртуозностью, и Калерия так искренне корила себя за старость и неловкость, что наш рыбак очень расстроился, потому что необдуманно уже выпил все, что осталось, и не сможет теперь доставить удовольствие даме. Калерия возразила, что виновата сама, и как-нибудь в другой раз они еще смогут наверстать упущенное.

– Между прочим, мы сюда на его лодке приехали, – сказал Петрович.

Рыбак вернулся с облака, где он это время обитал с Калерией, на землю и согласился:

– Хорошая лодка.

– Интересно, – продолжил задумчиво Петрович, – троих ты нас на ней перевез, а вот четверо поместятся?

Поскольку парома оставалось ждать еще часа два, то я вполне понял его дипломатию. Как-никак рыбак живет в Мышеславле и прихватил нас просто по дороге, а везти всю компанию обратно на ту сторону, да еще после такого солидного глотка, вовсе даже не обязан, и для нас это тоже будет рискованно.

Я решил поставить вопрос несколько в иной плоскости:

– А, что, Петрович, ты моторкой умеешь управлять?