Вяло передвигая ноги по полу, на кухне в образе царевны Несмеяны появилась Виола, которая для этого выбрала самые мрачные вещи в своём гардеробе.
– Агата, ты приехала…
– Ну а как иначе? Я сразу сказала своим мужикам: «Вы как хотите, а у меня лепка вареников, да и Вилочке нужна поддержка».– Откровенная ложь привычно легко слетела с её языка, и Агата охотно обняла Виолу.– Знаешь, иногда я думаю, что в тебе что-то не так. Вот Ванька у нас какой по счету?
– Четвертый… – еле слышно прошептала Вилка. На её глазах снова навернулись крупные слезинки, которые красиво застыли над нижним веком, напоминая постановочные фотографии из глянцевых журналов.
– Но если взвесить вводные данные, выходит, что просто в нашем городке не все могут разглядеть бриллиантик среди валяющихся булыжников. У тебя всё впереди, а тут как раз красавца-бизнесмена в наши края занесло,– утешила сестру Агата, одобрительно похлопав её по плечу.
– Ты думаешь, что у меня есть шанс?
– Теоретически даже у Лизки есть шанс. Хватит горевать, я пойду вымою руки, и будем приниматься за лепку полуфабрикатов для любимой тёти. Конечно, я опрометчиво сделала дорогущий маникюр.– Агата продемонстрировала всем блестящие красные ногти.– Но я готова и им пожертвовать для общего дела, хотя, может быть, сегодня тётя Клава сделает исключение и отменит эту рабскую кабалу?
Девушки с надеждой вгляделись в морщинистое лицо тётушки, но она осталась непреклонной к их просьбам:
– Милые мои, пока два поддона не налепите, можете даже не протягивать свои загребущие ручонки за денежкой. Вилка, беги в магазин за мукой.
– У меня глаза опухшие,– надрывно пропищала она.
– Ты ещё здесь?
Командный тон тёти Клавы заставил племянницу позабыть и о красоте, и об отдалённости ближайшего магазина. Девушка, подобно солдату в роте, собралась за несколько минут и торопливо покинула квартиру, водрузив на нос огромные солнечные очки, сделавшие её безумно похожей на стрекозу.
Как только за Виолой закрылась дверь, из темноты коридора материализовалась Маруся, держа в руках общую тетрадь в твёрдой розовой обложке. Она прижимала её к груди, как будто это была самая ценная реликвия у них в доме. Увидев младшую сестру с предметом недавнего спора, глаза Агаты загорелись миллионом искорок любопытства, и она с грациозностью балерины преодолела небольшое расстояние, чтобы поскорее оказаться возле неё.
– Ну и?
– Как я и предполагала, наша Вилочка снова утаила свой возраст,– торжествующе сказала Мария и зажала рот, чтобы не засмеяться в голос.
Она тут же открыла нужную страницу дневника, разрисованную разнокалиберными разбитыми сердечками, а в середине этого художественного «великолепия» аккуратным почерком был выведен очередной пост о любовных страданиях Виолы Трубиной. Для удобства сестры переместились на диван в комнату тёти.
«Да, мне двадцать шесть лет. Разве это преступление? Разве я повинна в том, что время так безжалостно быстротечно? Я не знаю, каким нужно быть человеком, чтобы обращать внимание на эти жалкие цифры в паспорте. А ведь я была готова уехать с ним в горизонт, прижавшись к широкой спине в кожаной косухе»,– начала вполголоса читать Агата, и уже после первого абзаца от неконтролируемого смеха у сестёр появились слезинки в уголках глаз.
– Нет, Агата, ты можешь представить нашу Вилочку, уезжающую на байке в горизонт? Наша неженка за часовую поездку на электричке вся изводится: то у неё от печки пуховик по заднице вот-вот растечётся, то запахи от огородников странные. Хотя запахи и меня коробят,– заметила Маруся, одергивая коротенький топик.– Давай читать дальше, пока Лизка кафель оттирает, а то снова начнёт донимать нас нотациями о морали.