– Работаем? – спросила агрономша.

– Нет, блин, отдыхаем. Вон с пяти утра катаемся, – откликнулся он.

– Как намолот?

– Да какой намолот. Солома одна, – разочарованно поморщился отец.

Говорили о привычном, обычном. А отец вдруг с комбайна сошёл, наказал Ваське, чтоб управлялась без него. Он же съездит за запчастью в мастерские. Галина Аркадьевна довезёт. Когда он вернётся, бункер ещё не наполнится. Урожаишко-то так себе на этом участке.

Ведя комбайн, ухватывала краем глаза Васька, что поехала агрономша с отцом вовсе не в Коромысловщину, а в лесок. Неспроста это. Нехорошо.

Когда подкатил на уазике одновременно с бортовой машиной, отвозившей зерно, председатель Григорий Фомич, то сильно удивился, не увидев отца.

– Одна что ли работаешь, Васька? – спросил он.

– У папки живот схватило, – сказанула первое, что в голову пришло, – скоро вернётся.

Отец и правда тут же появился.

– Ну что, живот-то перестал болеть, – спросила Васька, чтоб отец догадался, какую она причину придумала для того, чтоб оправдать его отсутствие.

– Вроде отпустило, – откликнулся отец. – Не то поел, вот и схватило.

Она-то знала, что вовсе не за тем был отец в лесочке.

На другой день на поле услышала Васька голоса. Напористый, требовательный Галины Аркадьевны и растерянный, виноватый – отца.

– Заварил, Ванечка, кашу, так и не жалей масла, – почти с угрозой говорила она.

– Да как? Ведь четыре девки, – словно оправдывался отец.

Это была вторая отцовская тайна, которую пришлось хранить Ваське. Эта тайна мучила её, тревожила и злила больше, чем первая о покупке гармоней.

Отец же будто не замечал, что многие догадываются о его связи с Галиной Аркадьевной. Она же ступала гордо и независимо. Зато Анфиса Семёновна выходила из себя. То и дело смахивала слёзы с ресниц. У Василисы муторно было на душе от этого. Но какой существует выход? Что кинуть камнем в агрономшу, окно разбить в квартире?

Васька как-то подстерегла агрономшу по дороге домой.

– Можно с вами поговорить?

– Что тебе?

– Лучше бы вы уехали отсюдова, – выпалила Васька.

– Это с каких порёнок?

– Все знают про вас. Мне папу жалко, – выдавила она из себя.

– Да чего ты понимаешь? Зачем лезешь во взрослую жизнь? – возмутилась агрономша и, не желая слушать Ваську, ушла в свой профком.

Определённо, Галина Аркадьевна передала отцу разговор с Васькой, потому что отец как-то со вздохом покачал головой.

– Ох, Васька, Васька, Василисушка. Жизнь прожить – не поле перейти. Всякое бывает. И не надо тебе пока молодую головку забивать.

И то, что он не вспылил, не отругал её за вмешательство, ещё больше встревожило её. Неужели может такое случиться, что отец покинет их.

Видимо, мать пыталась вразумить Ивана Родионовича. То и дело на кухне раздавался её слёзный голос и угрюмое бурчанье отца.

Конечно, Анфиса Семёновна догадалась всё сделать по тогдашней методе: сходила к Григорию Фомичу, пожаловалась, потому что отец упрекал её в том, что наябедничала, хотя у него будто бы ничего с агрономшей не было и нет. Ну, подыгрывал на гармони, когда она пела, дак больше некому было.

Григорий Фомич был человек тёртый, опытный, умел щекотливые дела спускать на тормозах. Не довёл до шумного обсуждения на партбюро или даже партсобрании.

И то, что Галину Аркадьевну повысили и перевели в районное управление сельского хозяйства, видимо, произошло не без участия председателя. Он ведь в их Орлецком районе был самым авторитетным, шёл на звезду Героя Социалистического Труда. Урожайность была 25—27 центнеров зерновых с гектара, удои чуть ли не самые высокие в области. Уехала Галина Аркадьевна в райцентр, заменил её пожилой агроном Василий Васильевич Шихов из районного управления сельского хозяйства, которого определённо переманил к себе Григорий Фомич.