Почти каждый день у бабушки был особый, со своим значением. Зимой ясно – праздники новогодние, рождественские. А вот летом: 3 июня – льносейка – раньше сеяли лён в этот день, колосяница – начинает колоситься рожь. Это 11 июня. 17-го – день тем силён, что вытягивается лён, с 18-го начинаются самые короткие – воробьиные ночи. Они до 26 июня длятся. А ещё забавный день 26 июня. Он называется «вздери хвосты». Скот бегает, задравши хвосты, потому что бесится от оводов, слепней, комарья и мошкары. Лоси, говорят, в воду уходят, чтоб не изводила их вся эта нечисть, а вот коровы лезут, задрав хвосты, в еловый густерик.

Отчего-то запомнилось Ваське вроде совсем не примечательное тихое утро. Бабушка ушла, видно, на огородец, а она досыпала своё в уютной тёплой кровати и вдруг сквозь сон начала пробиваться к ней музыка какой-то божественной нежности. Зажужжал, загудел негромко, наверное, чтоб не разбудить Ваську, шмель, ему отозвались пчёлы, что-то ищущие на подоконнике. В вислых ветках берёзы вдруг пискнула птичка-невеличка. Наверное, самая крошечная – малиновка. Васька открыла глаза. Славное счастливое утро отражалось на потолке, обозначив окна с переплётами рам. Зазвенел в сенях рукомойник. Видно, бабушка возвращается с огорода. Пробежала овечка, Дунина козлуха замемекала, просясь из загородки. Видно, погнали скотину на выгон. И брякнуло глухо ботало – железный колоколец. Под эти звуки складывалось что-то музыкальное.

– Бабушка, а кто музыку придумал? – озадачила она Лукерью вопросом.

– Ты разве не спишь? Я ведь тихо зашла, – отозвалась бабушка.

– Я давно не сплю. Кто музыку придумал?

– Ну кто-кто… Сама, наверно, придумалась. Сколько народу-то до нас жило. Все пели-играли. Может, поначалу не больно и хорошо, а потом уже навострились, гусли придумали, балалайку, бубен с колокольцами.

– А летняя музыка отличается от зимней?

– Ну, уж не знаю, – озадачилась бабушка. – Шумы-то летние, конечно, отличаются от зимних. Зачем тебе это? Иди давай, выдумная, умывайся да ести садись.

А Ваське вылезать из постели не хотелось, ждала, чтоб опять эта музыка счастливого утра повторилась.

Настоящий весёлый музыкальный праздник наступал, когда приезжал в Зачернушку отец, чтобы молоко забрать на продажу, дочку проведать. Конечно, гостинцы привозил: игрушку деревянную с курочками, которые клюют, физкультурника (этот крутится на перекладине), сладости разные: конфеты, пряник большой или ромовую бабу.

От отца пахло соляркой и бензином. Кто-то морщился, а Ваське казался этот запах приятным. От отца ведь он идёт. А кто как не он больше всех любит Ваську.

– Заскрёбышек ты мой, – скажет отец, прижмёт к себе, и такая ласка вовсе утеплит у Васьки сердце. Прижмётся к отцу: «Папка мой!».

Самым завлекательным было во время этих приездов, когда снимал отец со шкафа завёрнутую в старый выцветший полушалок свою подружку по гулянкам – деревенскую гармонь и трогал лады. Васька замирала, глядя, как пальцы отца мельтешат на кнопочках. Чудо! Она сразу веселела, глаза искрились от радости. А отец, напустив на лицо отрешённый хмуроватый серьёз, рассыпал такую горошистую дробь, что Васька начинала прыгать и метаться, не зная, куда веселье девать.

Заслышав гармонные переборы, сбредалось в Лукерьин дом зачернушкинское старичьё. Будто бы по нужде. Одной вдруг приспичило пачку соли взаймы взять. Капусту-де квасила, другой понадобилась газетка с телепрограммой, чтоб узнать, когда ненаглядный сериал казать станут? А на самом деле всем хотелось Ивановой игре порадоваться. Никто эдак-то заливисто да задорно теперь не играет.