В баре грохочет музыка. Народу столько, что не продохнуть. Я стою сбоку от сцены, уже изрядно пьяная, хотя вечеринка только началась. Первая песня заканчивается, и Том говорит в микрофон:

– У нашей дорогой Белинды сегодня день рождения, – он тоже нормально набрался, – Бельчонок, иди сюда!

Я поднимаюсь на сцену, пытаюсь сфокусировать взгляд. Сюда бьет столько света, что моментально начинают болеть глаза. Том появляется откуда-то из этого свечения и затягивает в объятия. Потом он говорит в микрофон:

– Теперь ты совершеннолетняя и полностью отвечаешь сама за себя. Родители больше не нужны.

Я слышу голос отца:

– Дорогая, люблю тебя и поздравляю. Помню тебя совсем крохотной, только родившейся. Тогда я даже не думал, что когда-нибудь ты станешь такая взрослая и красивая…

Я довольно улыбаюсь. Том начинает хлопать в микрофон, а отец продолжает:

– Я делаю все для тебя и ради тебя. Я благодарен жизни, что ты – моя дочь.

Мы с папой обнимаемся, я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы.

– Я написал тебе песню, когда ты родилась, ты знаешь. Я играл ее, помнишь?

– Конечно, помню, пап, – жалобно говорю я мимо микрофона.

– Мы сделали аранжировку. Надеюсь, песня понравится тебе так же, как и в детстве.

Я болезненно сглатываю, сдерживая слезы. Прошу у папы спуститься со сцены и послушать внизу. И пока Том поет самые красивые слова, когда-либо обращенные в мою сторону, я просто плачу. От счастья, наверное, но почему-то мне невыносимо больно.

Песня заканчивается, Том говорит, что теперь они будут петь мои самые любимые. В том, что он помнит, какие именно, я не сомневаюсь. Когда отхожу от сцены взять себе немного пива, меня хватают за руку. Это Алиса. Она отводит меня в сторону и говорит:

– Я еле нашла тебя! Кто все эти люди?

– Мои одноклассники, – морщусь.

– По-моему, тут одни намокшие фанатки этого чувака на сцене.

– Они тоже. Наверняка пробрались.

– Детка, ты что, пригласила сюда всю свою школу?

– Типа того.

– Какая гадость, – плюется Алиса.

– Тут еще папины друзья и некоторые родственники, – зачем-то оправдываюсь я.

– М-да, ну и тусовка. Ладно, неважно. С днем рождения, – говорит она и касается моей ладони, вкладывая в нее малюсенькую коробочку с бантиком. Мое сердце подскакивает в груди, под ложечкой сразу же начинает тянуть, а возбуждение нарастает.

– Алиса, это…

– Да, те самые сережки, которые ты хотела.

«Какие сережки, Алиса», – хочется сказать мне, но я лишь сглатываю скопившуюся во рту слюну.

– С-спасибо…

– Не за что, крошка. Приходи к нам, когда захочешь. Я всегда тебе рада.

Она обнимает меня, потом говорит:

– Прости, не останусь. Но была очень рада увидеться. Надеюсь, ты отпразднуешь как следует. – И подмигивает.

Я даже не успеваю попрощаться, как она исчезает из клуба. Я засовываю ее подарок в карман шорт и пытаюсь успокоить свое бешено колотящееся сердце. Мозг начинает лихорадочно соображать: мне надо сделать все в кабинке туалета, только там нет камер. Главное – не сидеть слишком долго, не вызывать подозрений.

Я отправляюсь к бару, чтобы еще догнаться алкоголем, беру текилу. Выпиваю с кем-то из школы за свой день рождения, слушаю поздравления, но на уме только одно. Отец и Том все еще на сцене, играют, веселятся, пьют. Пока они там, я решаю скорее пойти в туалет.

В кабинке я открываю коробку. О боже. Алиса не поскупилась, собирая для меня этот подарок.

Я опускаю крышку туалета, сажусь сверху. Открываю коробку, три секунды – и сознание мутнеет. Чернота обволакивает меня, и я плыву сквозь эту тягучую материю, обволакиваемая ею, отгороженная от всего мира.

Спустя вечность я нахожу себя на полу уборной. От толчка воняет. Тело трясет, я еле поднимаюсь и буквально вываливаюсь из кабинки. Сердце быстро и тяжело колотится, из-за этого дышать просто невозможно. Не хватает кислорода. Я опираюсь о раковину, включаю кран и засовываю руки под холодную воду.