– Делай, как я сказал! – повышает он голос.

Я замираю. Не хочу, чтобы он на меня кричал… но как бы просто ни было говорить об этом, на самом деле расслабиться и правда невозможно. Все тело скручивает и ломает.

– К-как, – запинаюсь я, – м-мне больно…

– Давай я наберу тебе теплую ванную, – предлагает Том. – Мышцы расслабятся.

Его хватка ослабевает.

– Ладно, – кивая, говорю я, но потом протестую: – Господи, нет, нет, я не смогу… Том, просто дай мне что-нибудь, умоляю… или врежь мне, и я вырублюсь!

– Слушай, не наматывай сопли, ладно? От ломки не умирают!

– Умирают! Я читала в интернете!

Том отпускает меня и смотрит как на идиотку. От его вида я прихожу в ярость. Во мне просыпаются силы, чтобы моментально подскочить на ноги.

– Ты придурок! – взвизгиваю я и начинаю ходить из угла в угол. – Где твои таблетки?!

– Ты что, совсем охренела?! – рявкает Том и тут же оказывается рядом со мной. Хватает меня за руку и говорит:

– По-твоему, я теперь должен отпаивать тебя своими лекарствами?! – Он сжимает челюсти, глубоко вдыхает. – Я не дам тебе их не потому, что я конченый урод, понятно? А потому что ты не можешь выпить их и пойти дальше развлекаться, как прежде! От этих препаратов можно умереть. Я хочу тебе помочь, а не убить.

Я сглатываю. В ушах стоит такой шум, что я еле разбираю его слова. Но я понимаю. Остатками сознания я его понимаю. Киваю и чувствую, как пол под ногами растворяется, и я падаю назад. Том тянет меня на себя и подхватывает.

– Сделай что-нибудь, пожалуйста, – тихо шепчу я.

– Хорошо, хорошо, бельчонок, сейчас, – говорит он, снова укладывая меня на кровать.

У нас двухэтажная мансарда в готическом пятизвездочном отеле. В потолке над гостиной два огромных окна, в которые стучит дождь. Тут две комнаты: ту, что наверху, занял Том, а в той, что рядом с залом, поселилась я. Мы с Томом сидим на диванчике перед металлическим столиком, на котором нам привезли завтрак. Телевизор разговаривает на голландском. Том пьет черный кофе и курит сигарету, что взял у портье. Я ем яичницу.

Мне лучше. Правда, после косяка, который Том дал мне, стало лучше. Только не оставляет ощущение, что голова парит в воздухе отдельно от тела. Но это ерунда по сравнению с ломкой.

Мы молчим. Уже достаточно много времени. Том где-то в своих мыслях, и я не мешаю. Когда он резко приходит в себя, я вздрагиваю.

– Белинда… слушай, я все это знаю. Знаю, тебя сломали. Я понимаю. Во всем этом нет твоей вины.

Я сглатываю. Опускаю взгляд.

– Спасибо… – тихо говорю.

Он тушит сигарету в кружке с остатками кофе и ставит ее на стол.

– Но, малышка… тебе всего восемнадцать. Ты такая молодая… С зависимостью надо бороться, понимаешь?

– Том, я… – Пытаюсь собрать мысли в кучу, но получается плохо. – Я не хочу останавливаться… В моей груди огромная дыра, и только наркотики заполняют ее.

Он смотрит на меня с такой болью в глазах, что мне хочется плакать. Появляется нестерпимое желание оправдываться.

– Я понимаю, что так нельзя, знаю, что зарываю себя на дно, я все это понимаю, но не хочу больше жить в постоянном отчаянии…

Том упирается локтями в колени и трет рукой лоб. Говорит:

– Я прекрасно знаю, как хорошо там и как плохо здесь.

– Ну и почему тогда я должна выбирать эту реальность, то место, где я страдаю?! – возмущаюсь я. – Где всем на меня плевать и я совсем одна?!

– Тише, милая, тише! – Том придвигается вплотную ко мне и прижимает к груди. Говорит: – Мне на тебя не плевать, слышишь? Мне не плевать.

Я всхлипываю. Его слова так трогают, что я ничего не могу сказать.

Том прижимает меня к себе, нежно гладит по голове. Почти шепчет: