«Полина, ты, ей-богу, не пойми нас превратно, я говорю от нашего общего, совместного имени…»

Так началась моя речь в тот чудный бархатный вечер, под треск кузнечиков и ворчание пыльной, усталой листвы. Началась и внезапно оборвалась, оставив Полину наедине с тревожными раздумьями. Высказавшись так кратко и невнятно, я извинилась и, икая, ушла напиться воды.

Неясные раздумья Полины во время моего недолгого отсутствия причудливо ветвились и переплетались, обильно подпитываемые следующими её впечатлениями: во-первых, моё состояние было удручающим и вопреки просьбам племянницы заставляло её мыслить как раз превратно; во-вторых, явилась я одна, а речь молола от какого-то мифического совместного имени; в-третьих, в руках я держала известную шляпу с загнутыми концами, которая была с горкой наполнена свежей рыбой; в-четвёртых, левая туфля на ноге отсутствовала, и на моём лице беспорядочными узорами лежали пятна сажи, словно у Золушки, которая с горячностью юной девушки рванула на бал, забыв помыться; в-пятых, на спине у меня, валко уходящей на водопой, грязным по зелёному размазанно кричала надпись: «Спокойно, Боря, я Жук».

Полине страшно хотелось узнать перво-наперво: о каком Боре идёт речь, и кто такой этот таинственный «Жук». Однако, когда я наконец вернулась, сверкая влажным посветлевшим лицом и приглаженными мокрыми волосами, она, скрепя сердце, начала по порядку. Почему в таком виде? Что ещё за «совместное имя» и где Жорж? Откуда рыба? Куда подевалась туфля? А про Борю и Жука решила: само выплывет в ходе беседы.

Я ей тогда и объяснила русским языком, разложила всё по полочкам, что Вовчик Аквалангист из Покровского хутора пригласил Жоржа и меня, как его даму, – представляешь?! даму сердца! – на свои именины. Сказал, что есть бидон пива и тараньки голодная стая. И всё, пояснил, будет чисто символически, в узком кругу: Герман с автобазы, Круглов, Петюня, Скрыпченко, Негр, Гуцул Недостреленный и Яша Ходячий. Вовчик клялся, божился, что Ходячего он не звал, но это такое привидение – сам явится без спросу, на запах придёт. Жоржа он лично попросил зайти, как представителя интеллигенции, у которого в Григорьевке всё схвачено. Вышла ещё такая накладка: Круглов пришёл с дамой, но – слушай здесь внимательно – пришёл не с Кругловой своей, а… Короче, наличие этой Некругловой сыграло в наших именинах роковую роль. Негр, оказывается, самый натуральный, как спелый баклажан, – представляешь? – из студентов. Его специально позвали, чтобы выпить за дружбу народов и свободу от колониального рабства. Но вот он как раз, сволочь, не пришёл. Как выяснилось позже, и слава богу, что не пришёл, а то бы случился международный скандал. Вовчик очень расстроился, так как Негр этот клёво лабает блюз на пивных кружках.

Мы чинно сели и выпили пива с таранью. Жорж, ей-богу, внимательно следил, чтобы мне наливали на четверть только, не есть же тарань всухомятку. После второй кружки явился Ходячий, как и ожидали. На первом же своём заходе он заявил, что качество пива оставляет желать лучшего: передержано и никакого послевкусия. Вовчик за такие слова на него раскричался, затем остыл, сбегал, принёс водяры и плеснул ему для послевкусия; потом логично заметил, что надо плеснуть всем мужчинам, а то несправедливо: Ходячий будет кайфовать, а именинник и его лучшие друзья прозябать. Сказал: «всем по чуть-чуть «на поверхности», кроме, разумеется, дам», на что Некруглова сильно за себя и за меня обиделась, заявив: «а чем мы хуже».

Кульминация именин наступила, когда неожиданно явилась Круглова и без звука вцепилась Некругловой в причёску. Вовчик начал громко перед всеми извиняться за недоразумение, но на Круглову это не подействовало. Поднялся шум. Жорж тогда схватил меня под мышку и объяснил, что нам пора в Григорьевку. У нас, типа, запланирован ещё один визит. Мы откланялись… И вот – слушай сюда – в Григорьевку мы отправились чисто символически, «если Круглова испортила всем вечер, это не значит, что нужно горевать», так сказали Ходячий с Гуцулом, которые за нами увязались. Ходячего мы потеряли ещё в Покровском, Гуцул исчез позже…