– Простите… – удивился Ферран.

– Сейчас пришла пора командовать мне, – заявила послушница. – Я вижу, что вас мучает мигрень.

– Как вы?..

– Я много раз ухаживала за страдающими от мигрени в монастыре. После начала прорывов каждый сотый человек мучится от головных болей. Говорят, что это напасть пройдет, лишь когда последний эсприт покинет наш мир.

– Возможно, – пожал плечами Ферран. Его подташнивало. – Простите, я даже не спросил вашего имени. Госпожа…

– Можно просто София, – чуть поколебавшись, сказала послушница.

«София», – повторил про себя Ферран. Это имя очень подходило к благородным и нервным чертам ее лица. София взяла кувшин, и Ферран послушно подставил руки под ледяную воду. Снял камзол, залитый кровью, оставшись в одной рубашке.

– Ложитесь, – скомандовала все тем же решительным тоном женщина. – И положите мне голову на колени.

– Зачем?

– Монахини научили меня, как снимать боль. Или вы предпочитаете и дальше страдать?

Ферран усмехнулся. Потом послушно лег на кровать, умостив голову на коленях Софии. Это было так непривычно и странно. И еще… очень спокойно и уютно. От женщины исходил приятный цветочный запах. Духи? Но она же послушница. Разве монашки пользуются духами?

– Я знаю, на какие точки надо нажимать, чтобы снять боль, – пояснила София и осторожно прикоснулась к голове Феррана. – Если вы мне доверяете, конечно. А потом выпьете отвар из белолиста, и боль окончательно пройдет.

– Вверяюсь вам, – пробормотал Ферран и устало прикрыл глаза.

И тут же почувствовал, как нежные пальцы начали массировать его виски: мягко, но настойчиво, прощупывая каждую клеточку, словно выгоняя угнездившуюся в голове боль. Ферран молчал. Это было странное чувство: вверять себя заботе другого человека. Когда такое было? Только однажды, услужливо подсказала память. И сердце привычно кольнуло, но как-то тупо, уже совсем не больно. Пальцы Софии переместились на затылок, и Ферран почувствовал, что боль и в самом деле начинает отступать. Волшебные руки, подумал Ферран, приоткрыл глаза и столкнулся с сосредоточенным взглядом Софии. В свете свечей ее глаза блестели как… Как темные звезды, нашел сравнение Ферран и усмехнулся. Подобные сентиментальные выражения он давно забыл. Мир плыл на волнах дыхания Софии. Феррану хотелось, чтобы это длилось вечно: ласковое прикосновение рук, легкий запах цветов...

– Почему вы сказали трактирщику, что стреляли? – спросила София, не прекращая своего массажа.

– Потому что хотел бы избавить вас от завтрашнего дознания, – объяснил Ферран, не отрывая взгляда от лица женщины. Ее пальцы на секунду замедлились, но потом София продолжила мягко нажимать на одной ей ведомые точки на голове Феррана, прогоняя боль, возвращая звуки, краски и запахи этого мира. Рукава платья порхали крыльями вокруг его головы, от них тоже пахло цветами и чем-то уютным, женским. – Хотя бы так я могу вас отблагодарить за спасение своей жизни.

– Но зачем они на вас напали? Возможно, они ждали именно вас.

– Почему вы так решили?

София рассказала о тревоге служанке и паре услышанных ею слов. Ферран нахмурился и попытался привстать.

– Лежите! – приказала женщина, мягко нажимая на плечи Феррана. – Я еще не закончила.

И Ферран покорился ей. Снова отдавая себя нежным рукам, вытягивающим из головы боль.

– У вас родинка на правом ухе? – вдруг спросил он, с любопытством разглядывая склонившуюся над ним головку. Один локон мазнул его по шее, и Ферран почувствовал, как волосы у него становятся дыбом.

– Да, – порозовев, сказала София, и заправила вырвавшийся на свободу локон за ухо таким милым жестом, что у Феррана защемило сердце. И совершенно неуместное и неожиданное при данных обстоятельствах чувство овладело им. Ферран вдруг поймал тонкие пальцы женщины и поцеловал мякоть ладони. Посмотрела на Софию. Она широко раскрыла глаза, но Ферран не прочитал в их черной глубине возмущения, только растерянность и смущение. Ее губы задрожали и приоткрылись в удивлении, как у маленькой девочки. Тогда Ферран сел и потянул на себя чуть сопротивляющееся тело женщины. София положила руки ему на грудь, но не стала отталкивать. Ее черные глаза блестели в темноте испуганно и взволнованно. Грудь бурно вздымалась. Секунду они смотрели друг другу в глаза, а затем Ферран продолжил притягивать к себе обмякающее тело, чувствуя, как у него тоже учащается дыхание, как туманится мозг. Мягкие губы были сладкими на вкус и пахли летом, цветущими лугами и жарким солнцем, опаляющим лицо.