– Ты хочешь, чтобы нас всех уволили? – Корнер покачал головой.

– Я считаю, что Рамси замешан в этом деле.

– Господи, в каком еще деле?

Я совсем об этом забыл. Прочитав лишь телетайп, Джей знал о деле не больше чем я семь часов назад. Пока я быстро пересказывал то, что услышал от Эла Юэйса по завершении допроса, Джей вытащил из верхнего ящика стола большую банку с антацидами[8]. Не знаю, как в других местах, но в Тампе защита интересов США прочно базировалась на лекарствах от изжоги.

– Вот оно что, – сказал Корнер, когда я закончил. – Сначала это дело было у военных, а теперь им занимаются в Германии, но ты хочешь открыть собственное расследование здесь, в Тампе?

– Верно.

– А что с Вашингтонским региональным отделением? У них дело открыто?

Это был важный вопрос, ведь нам грозили споры о юрисдикции, а в ФБР они порой бывают ожесточеннее, чем схватка двух хорьков.

– По словам Юэйса, – начал я, – Вашингтон много лет помогал с этим делом, но теперь предъявить им нечего. К тому же дело уже передано немцам.

– Что значит – нечего?

– Ты видел утреннее извещение. Если Вашингтону что-то известно, с нами они делиться не собираются. Но Рамси как-то связан с тем парнем, которого арестовали в Германии, и я хочу это доказать.

– Откуда ты знаешь?

– Каждый раз, когда всплывало имя Клайда Ли Конрада, у него дрожала сигарета.

– Конрада?

– Этот тот парень, которого немцы арестовали с помощью военных. Рамси работал под его началом.

– И ты хочешь начать расследование просто потому, что Рамси работал под началом Конрада и у него дрожала сигарета?

– Верно. Ты все правильно понял. Поздравляю. – Я поднялся, готовый приступить к оформлению необходимых бумаг, но Джей еще колебался.

– Ты и правда чокнутый? Я уже представляю это слушание. «Да, мадам сенатор, я санкционировал расследование в отношении этого американского гражданина на основании совместной работы и нервного тика при курении». Господи, Наварро, подумай головой!

Я улыбнулся, представив, как Корнер потеет на допросе.

– Может, я и чокнутый, – сказал я. – Ты и раньше так считал. Но я действительно хочу начать это расследование, Джей. – Я специально назвал его «Джей». Я прибегал к его имени в тех случаях, когда хотел донести важную мысль. – Пока мы беседовали, Рамси был весь на нервах, хотя мы сказали, что он нас не интересует. У него достаточно антисоциальных черт и бытовых проблем, из-за которых я хочу изучить его внимательнее.

– Отлично, в таком случае, прежде чем отправиться в тюрьму, я успею добавить в свои показания Сенату еще одну фразу: «Сенатор, у него были бытовые проблемы». Наварро, бытовые проблемы возникают у половины земного шара. Ты тоже не исключение.

Тут мы оба замолчали.

– Слушай, – сказал он после долгой паузы, – извини. Я погорячился. Нанес удар ниже пояса.

Корнер был стройным блондином, метр девяносто ростом и носил густые усы, какие в начале семидесятых любили питчеры[9] «Окленд Атлетикс». В нашем отделении, да и во всем Бюро прекрасно знали, что ему палец в рот не клади. Но у него было золотое сердце, и сейчас я лишний раз в этом убедился.

Моя жена Лусиана родилась и выросла в Бразилии. Она до сих пор не привыкла к жизни в Америке. За последние семь лет мы переезжали три раза, что тоже не помогало наладить социальные связи. Джей знал, что у меня дома есть и другие проблемы.

В беседах с ним я редко отклонялся от рабочих тем, но Джей был моим начальником и имел право задавать вопросы. Он знал, что у Лусианы неважно со здоровьем, что, по ее мнению, я редко бываю дома, а когда прихожу, не уделяю достаточно внимания ей и нашей дочери Стефани. Спросите любого агента: это характерно для всех, кто не работает от звонка до звонка.