– А себе ты помочь не хочешь?

– Лиам, мы Избранные! У нас есть миссия и нам дали Учителя, который помогает нам с ней справиться. Это огромная честь!

– Лучше бы помогал воду в дом таскать…

– Вот как с тобой общаться? Как? Опасный человек! Не всё, что в голове творится, надо вслух произносить, понимаешь?

– Поверь, я произношу не всё.

Эми обессиленно покачала головой.

– На самом деле я сама не совсем понимаю, как нам быть. Куда двигаться? К чему стремиться? Мистер Гриф навещает только Эдвина, а нас игнорирует. Почему? Может быть, он ждёт от нас каких-то самостоятельных действий, а может, просто забросил. Если бы он хоть раз появился у нас, я бы обо всём расспросила. Но он не приходит…

– Мы спросим его. – Эльвин ободряюще сжала руку подруги. – Мы спросим за вас.

«– А он спросит со всех нас» – Словно бы отозвалось в пространстве, и стало даже жутко. Все Избранные знали, что живут не как Избранные. И чем дальше они шли, а точнее, стояли на месте, обрастая бытом и привязываясь друг к другу, тем страшнее было встречаться с тем, кто мог сказать, что произошла ошибка и «ну-ка, бессовестные, давайте расставайтесь».

– Нет. – Эми тревожно отодвинула руку Эльвин. – Не спрашивай за нас, прошу. Мы пока живём как живём, дети подрастают. Как нужно будет, Мистер Гриф сам появится. Как нужно будет… – А потом она встала и рьяно кинулась готовить ужин.

Мирком сжался в углу на стуле и тревожно наблюдал за тем, как Эми снимает крышку с ведра, зачерпывает воду и заливает крупу.

Сама Эмили внешне была абсолютно спокойна и делала всё размеренными, плавными движениями. Но временами руки её вздрагивали, в глазах появлялось волнение и становилось понятно, что на душе у неё не так безмятежно и радостно как могло казаться.

Эльвин стояла среди разбросанных писем и от этого чувствовала себя ещё более потерянной. Эта фраза Миркома, эта случайно брошенная фраза застала её врасплох и подцепила то, что было глубоко в душе. Сама того не ожидая, Эльвин озвучила то, что таилось там. Вот всё и всплыло наружу. Оказывается, она думает, что живет неправильно. Глубоко в душе она считает, что не имеет права жить так, как она живет. Она испытывает чувство вины за то, что счастлива, в то время как на свете множество несчастных, которым она должна помогать. И это было крайне нелепо с одной стороны и бесконечно печально с другой. Ни долг, ни миссия не делали её счастливой. Счастливой её делал Лиам. И свобода. Именно то, чего у неё не должно было быть. И осознание этого всё сильнее и глубже погружали её в отвратительное чувство стыда и неловкости. И ей было стыдно за свой стыд, неловко за свою неловкость и грустно от своей грусти.

Лиам сидел на одном из оставленных пустых стульев, золотистый свет от лампы с одной стороны и розово-красный свет от очага с другой причудливо освещали его неподвижную фигуру. Его взгляд, строгий, но полный обожания, был устремлён на Эльвин. Он знал, о чём она думает, он практически видел картины, терзающие её сердце, полное чувства долга. И это ему совсем не нравилось.

Она отдалялась. Её опять отнимали у него. Невыносимо. Сколько можно?

Убеждения, которые Эльвин внушали с самого детства, мысли о том, что настоящая Избранная не может иметь семью, что она должна полностью посвятить себя своей миссии, и её угрызения совести за то, что она этого не исполняет, – были его самыми опасными врагами. За два года Лиаму удалось спалить их в ней дотла своей любовью, но уничтожить их окончательно было не в его силах. Постепенно они стали призраками. Повлиять на них Лиам уже не мог. Навсегда избавиться от них могла лишь Эльвин. Но с её чувством ответственности случится ли это хоть когда-нибудь?