В большом светлом зале собралось несколько человек – тренер и отдыхающие после работы охранники – и стояли спарринг-манекены новой модели, совсем недавно пущенной в производство на одном из заводов центра. Тренер, оценив физическую подготовку парня, подвёл его к одному из манекенов:

– Вот эта кукла полностью соответствует твоим параметрам. Будешь заниматься с ней.

– Нет! – Лёшка сказал это странным голосом, совсем не похожим на привычный капризный тон. – Не буду! Только с людьми!

– С людьми тебе ещё рано заниматься, они могут тебя покалечить, а с этим болваном бояться нечего – он не может причинить вреда.

– Потому что не видит? – Лёшка резко обернулся к тренеру. – И этого урода можно бить как хочешь, потому что он не может дать сдачи?

Отец впервые слышал, как мальчишка имитировал интонацию другого человека. Очень узнаваемо имитировал. И, поняв, кто послужил образцом для такого копирования, обернулся к охранникам. Те лишь глупо улыбались. У них и так не было мозга – человеческого мозга, – одни рефлексы и выученное подражание человеческим нормам поведения. Зачем делать роботов? Вот же они! Те, кого не научили думать, чувствовать, сопереживать, послушные исполнители, а в свободное от работы время – потребители «продуктов современной цивилизации».

– Он будет заниматься с людьми! – На этот приказ власти учёного хватало. – И вы будете учить его самозащите в любых ситуациях и от любых угроз!

Для выяснения всех подробностей прошлого потребовалось всего два дня. Это не являлось особым секретом, просто начальство не посчитало нужным сообщить руководителю эксперимента, что в предварительное обучение мозга «образца» добавили пункт «физическая подготовка». Он так хорошо укладывался в график обкатки нового спарринг-манекена! К телу парня, ещё находившегося в родильной камере, подключили датчики «болвана» и заставили «куклу» ходить, качать мышцы, даже драться. Сломали при этом один манекен, но результат признали удачным и пустили модель в серию – не только для тренировки бойцов, но и для реабилитации паралитиков. Вот почему Лёшка так быстро научился контролировать своё тело: у него уже имелся, пусть и виртуальный, но опыт движения.

Отец, прочитав отчёт, сжал зубы от боли. Где-то было сердечное, надо принять. Он должен держаться, чтобы вытащить отсюда их обоих. И сына, и Лену.

Фраза сына не осталась незамеченной: хозяева центра стали требовать новых исследований, изучения памяти «образца», оценки перспектив такой методики при выпуске «серийной модели». Учёный выкручивался как мог, защищая сына. Но от памяти защитить был не в силах. Лёшка стал вспоминать всё больше и вскоре задал вопрос, которого отец боялся сильнее всего: «Откуда я взялся?». Обычно дети задают его года в три, но разнобой физического, умственного и психического возраста и изолированность парня от обычной жизни отодвинули это событие на одиннадцать психических лет. Учёный подозревал, что на Лёшку повлияла и смазливая медсестра, словно ненароком появлявшаяся в коридорах или парке, когда учёный с парнем шли по делам. Она с первого дня смотрела на Лёшку томно-масленым взглядом, обращая внимание лишь на его фигуру, и иногда бросала бесившие учёного и Лену фразы, весь смысл которых сводился к «вот бы мне такого мужа сделали, послушного и красивого». Учёный надеялся, что думает она всё-таки о муже, а не о любовнике – это было хотя бы немного порядочнее по отношению к Лёшке.

Часто повторявшиеся медсестрой фразы «хорошо слепили» и «настоящий Лепонт» запоминались парнем и, складываясь с его воспоминаниями и вопросом «откуда я взялся», породили самую большую проблему.