Спустя некоторое время Георгия вновь вызвали в Усть-Неру. И снова на плот и по реке прямиком до райцентра. На этот раз ему вручили военный билет и сказали, что он полностью реабилитирован и ему выдадут справку об этом. Радости не было края. Он думал, что наконец-то на самом верху, в Москве поверили, что он не виноват, что был в плену и теперь он такой же советский гражданин, как и все другие.

По пути к речной пристани купил химический карандаш, тетрадку. Наконец-то он может написать родным, что он жив, что он скоро вернется домой в Грузию. Сразу по возвращению на участок сел за письмо. Оно получилось сумбурное и очень длинное. Так много хотелось рассказать родным о себе, о том, что с ним случилось. Писал полночи. А через день он взял выходной и добрался до совхозного поселка. Здесь на почте старательно запечатал письмо в конверт, написал обратный адрес. Почтальонша Маня, смачно лизнув, приклеила в верхнем правом углу марку, заверила, что теперь письмо обязательно дойдет до адресата.

Каждый раз, как приезжал в село, Георгий забегал на почту, но ответного письма не было. Где-то через месяц наконец-то Маня протянула ему весь проштампованный конверт. Это была весточка из Грузии! Пританцовывая от радости, он поцеловал конверт, поднес к носу, словно вдыхая запахи родного дома. Отвечала жена брата. Она писала, что сначала им сообщили, что Георгий погиб, потом сказали, что без вести пропал. Они долго горевали и теперь счастливы, что он нашелся, хоть и так далеко. Писала, что они его ждут. Завязалась переписка с родными. Георгий писал, что ждет справку о том, что он участник войны. Поэтому пока приехать не может. Работает. Заработает денег, приедет, и поставят они новый, большой дом в Опети. Братья через невестку передавали, что да, справку нужно дождаться, так как у них тоже неспокойно. Много предателей Родины поймали. Не будет документов, как докажешь, что воевал.

Так прошел год, второй, третий. Георгий не мог понять, почему ему не выдают нужную справку. Ведь с него сняли все подозрения, он реабилитирован. Что он скажет родным, когда вернется, кем он предстанет перед ними – отсидевшимся в тюрьме или участником войны? «Нет. Столько вытерпел. Подожду еще. Без справки не поеду. А вдруг опять посадят в тюрьму и отправят в лагерь», – думал Георгий и при мыслях о лагерной жизни холодный пот проступал на лоб.

Однако судьба так распорядилась, что он уже не мог все бросить и уехать. Он влюбился в местную девушку, надумал на ней жениться и в один прекрасный день направился в контору совхоза к председателю.

Секретарша указала ему на стул у двери и велела подождать. Между делом поинтересовалась, не ищет ли Георгий работу.

– Работа у меня есть, к председателю надо. Личный вопрос, – объяснил он ей.

– Ну, тогда сиди и жди, – промолвила та и начала стучать пальцами по клавишам печатной машинки, время от времени с шумом передвигая рычагом каретку. Казалось, про присутствующего в приемной посетителя она совсем забыла. Но тут зазвонил телефон, секретарша что-то быстро ответила в трубку и затем пригласила Георгия в кабинет председателя.

Дверь, обтянутая дерматином, была тяжелая и поддалась со скрипом. А внутри оказалась еще вторая дверь, она открылась легко, но между дверьми оказался порог и Георгий, оступившись, чуть ли не распластался перед высоким начальством. Председатель в это время что-то писал. Он показался человеком лет пятидесяти, с темно-русыми волосами с проседью, которые с его высокого лба плавно переходили в поблескивающую на солнце залысину на макушке. От волнения сжимая в руках кепку, переминаясь с ноги на ногу, Георгий поздоровался, представился и с волнением выдавил: