Вся суровость мигом сползла лица лейтенанта. Вернув права, он спросил:

– Так вы прямо здесь, вот в этой семидесятой больнице, и оперируете?

– Не только, – ответил Виктор Васильевич и, продолжив движение, повернул к шлагбауму КПП. Охранник поднял шлагбаум, и «Нива» проследовала к стоянке перед хирургическим корпусом. Было четверть восьмого.

Выйдя из лифта, Виктор Васильевич обнаружил на этаже, ещё не наполненном утренней суетой, какую-то женщину средних лет, стоявшую у окна в конце коридора. Это была посторонняя. Когда он приблизился к двери своего кабинета и стал её отпирать, женщина к нему подошла.

– Вы – заведующий отделением?

– Да, он самый. Что вы хотите?

– Я хочу знать, почему мой муж лежит в коридоре.

Он посмотрел на неё внимательно. У него был опытный глаз.

– Наверное, потому, что свободных коек в палатах нет. Меня, впрочем, два дня здесь не было, но иных вариантов ответа на ваш вопрос попросту не может существовать.

– Вы знаете, кто мой муж?

Гамаюнов понял, что не ошибся в своей оценке. Выдернув ключ из замка, сказал:

– Не имею чести. Зато я знаю, кто вы.

Стальной блеск в глазах преданной жены несколько померк.

– И кто же я, интересно?

– На улице я сказал бы вам, что вы – дура. Здесь, разумеется, я сказать вам этого не могу. Но вы меня поняли, я надеюсь.

У женщины приоткрылся рот. Но не для скандала. Впервые в жизни почувствовав бесполезность повышать голос, она недолго подумала и с оттенком вопроса произнесла:

– Тогда пойду к главному.

– Лучше сразу к Господу Богу, – ответил Виктор Васильевич, проходя к себе в кабинет, – главный врач никак не поможет вам освободить койку в палате. Всего хорошего.

Прикрыв дверь, заведующий снял куртку, надел халат, взял гитару, стоявшую у стены и, сев на диван, заиграл элегию. Телефон на столе звонил. Но Виктор Васильевич не брал трубку. До половины восьмого он имел право на это. Через пятнадцать минут он встал, отложив гитару, выглянул в коридор, где уже сновали медсёстры и санитарки, и перешёл в ординаторскую. Там весело пили кофе врачи: жгучая брюнетка Лариса, блондинка Прялкина – её все называли лишь по фамилии, терапевт Ирина Евгеньевна, и ещё два хирурга – Дмитрий Вадимович и Александр Петрович. Когда заведующий вошел со словами «Доброе утро!», ему ответили выразительно: кто с сочувствием, кто – с иронией.

– Кофейку? – мяукнула отдежурившая Лариса, пододвигая к себе один из чистых бокалов, – или …

– Как, у нас опять завелись клопы в жидком виде? – с пафосной строгостью перебил Гамаюнов, садясь за стол, – срочно уничтожить! Кстати, вы в курсе, что на пасхальной неделе каждый день – праздник?

– Нет, коньяку мы вам не нальём, – усмехнулась Прялкина, закурив английскую сигарету, – тогда нам нечего будет ставить на стол сегодня.

Виктор Васильевич бросил тревожный взгляд на Ирину Евгеньевну, у которой были очень хорошие отношения с административным корпусом. Терапевт кивнула.

– Да, Витя, да. Комиссия.

– Департамент?

– Если бы департамент, – проворчал толстый лысый Дмитрий Вадимович. Медленно обведя коллег раздражённым взглядом, он повторил:

– Если бы! Абсолютно ясно, под кого роют.

Виктор Васильевич поиграл желваками. Потом взглянул на часы и встал.

– Ну ладно, пойдёмте.

Все поднялись, кроме терапевта. Ей на пятиминутку было не нужно. Она осталась, а пять хирургов отправились в административный корпус.

– Развеселить вас? – спросила Прялкина в лифте.

– Развесели, – вяло согласился Виктор Васильевич.

– Вы смотрели новости в выходные?

– Да, пару раз. А что?

– Видели про девку, которая провалилась в мусорную трубу и пять этажей пролетела?