Поздним утром, даже скорее днем, меня разбудил телефон. Он разорвал мутную пелену сна, выдернул из забытья. Я с трудом разлепил веки. Все события прошлой ночи пронеслись передо мной чередой каких-то нереальностей. Довел Марину до дома, приставал в подъезде, она вывернулась из рук и исчезла. Дикая ерунда. Не хотелось не видеть, и не слышать никого. Вопил телефон. Снова болела голова. Проклятое похмелье живо дало мне понять, что я и в самом деле в духе прошлой жизни напился с первой встречной-поперечной, вместо того чтобы спать, а сейчас сидеть на лекциях. Очень жаль, что нет заочного, а то бы перевелся! Телефон все еще звенел невыносимо.

– Да! – хрипло каркнул я в трубку. И радостный Никин голос запел соловьем:

– Привет, солнце мое, почему не в универе? Я туда заходила, тебя там не было! Ты не заболел? Или просо на все забил? Тогда я приду. Жди!

– Давай, – я повесил трубку. Неожиданно меня разозли ее голос. Это испугало меня – первое, что происходит пред тем, как я остаюсь без девчонки. А я не хочу быть один! «На все забил»! я мрачно усмехнулся – знала бы ты, Никуля, как именно я забил. Не вернуться бы к кошмарам запоя, а то и наркоты… я снова закрыл глаза, и упал на постель. Я был даже не раздет. Фигня. Ника придет не раньше, чем после обеда, значит еще есть время поспать, придти в себя. Ох, я и мудак! В воображении возникло улыбающееся лицо подруги, и я почувствовал себя последним гадом. В самом деле, Марина права, нельзя Нику обманывать! Я же не люблю ее! Старюсь быть счастливым за ее счет. Ну, сегодня я поиграю в счастье, ну завтра, ну полгода, а потом-то что? Ника привяжется ко мне окончательно. Я объяснюсь с ней в нелюбви, она расстроится, и я останусь подлецом. И не только для нее, но и для себя! Нет, лучше покончить с этой нехорошей историей, пока еще не поздно! А я останусь один, сопьюсь, и тихо сгину…

Через два часа трижды пропищал звонок. Ника! Глубоко вздохнув и на ходу приглаживая волосы и подбирая слова, я решительно направился к двери. Надо хоть раз проявить твердость!

Ника предстала передо мной сияющая и прекрасная, как моя любимица Синди Кроуфорд. Сразу повисал на шее:

– Я так соскучилась!

Во мне зашевелились мелочные мысли – а может не стоит порывать с ней? Может, лучше оставить все как есть? Чем плохо идти с ней по улице, и ловить завистливые взгляды прохожих? Целовать ее ночами, и спорить над смыслом совместно прочитанной книги, сидя на лавочке в парке держать горячую ладошку… а если прогоню ее, то что – снова пить, мучаться и думать только о Карине, сгорая изнутри? Только это мне и останется! Я почти уже сдался, когда вдруг снова вскинулась во мне решимость – нет, нельзя чтобы это так и тянулось! Во всем идти до конца!

Я начал:

– Ника… ты знаешь, Ника, я… – и вдруг сказал совсем не то, что хотел. Я дезертировал, уткнувшись в папоротниковые джунгли ее волос:

– Я люблю тебя!

В конце недели отправился домой, к маме и братишке. Они встретили меня бурно, мама обнимала меня и вздыхала, а Гордей радостно приплясывал, как туземец вокруг пальмы. Оказалось, мама напекла пирогов, в надежде на мой визит, и мы, шумно радуясь друг другу ели их еще горячими. Мама все беспокоилась и хлопотала, то и дело вскакивая. Такая маленькая, хрупкая, начавшая седеть… Боже мой, мама, родная, золотое существо!

– Да ладно, мам, сиди, ну что ты, сиди1 – пытались мы с Гордюхой успокоить ее, но она только шумно вздыхала, и продолжала свои нежные заботы. А я смотрел на нее, на счастливую рожицу Гордика, и думал – какое же это счастье – дом! Не просто квартира, где каждая вещь, сам воздух имеют родной запах, и все привычно и мило душе! Когда я жил здесь с мамой и братишкой, я готов был выть с тоски. Раздражали эти стены, вид из окна, забота матери, липучка-братишка! Я жаждал свободы! И вот, когда я получил желаемое, распробовал его, меня с ужасающей слой потянуло домой, к моей комнатенке. Захотелось спрятаться от всего, уйти, укрыться в привычном мирке, и не видеть никогда и ничего, кроме мамы, четырех стен, которые я делил с надоедливым, беспокойным мальчишкой, да скучного пейзажика за окном. Ах, как и мне захотелось все это вернуть! И даже сейчас, когда я казалось совершенно привык самостоятельной жизни, и отсутствию того, чем жил до 17 лет, я снова хочу оставить беспокойный, гудящий мир студентов, и никогда не покидать тихого угла. И какая тоска, что это невозможно! Какая тоска…