Мое противоречие постоянно раздирает меня. По стремлению духа мне бы надо отречься от земных благ, уйти в какую-то совсем другую жизнь, и я даже думала по возвращении все перекроить, изменить в заведенном моем образе жизни, но, избалованность каким-то, трудно выразить, утонченно – гурманным душевным комфортом, все время держала меня, однако я считала, что могу перешагнуть через него (против чего страстно возражает мама, так как говорит, что если у меня не будет щадящих условий существования, я могу психически заболеть, она вполне серьезно считает меня не вполне здоровой, и это, по-видимому, так, хоть ты и всегда, страстно отрицал это). Да вот опять это новое обстоятельство, которое возникло у меня, поставило меня на жесткую бренную почву. Не могу понять, как мне надо жить.
Наверное, мои рассуждения кажутся тебе странными и даже дикими, когда вокруг столько серьезных сложностей, и у тебя и у других. Но я сейчас не в состоянии чувствовать вашу жизнь, и жизнь в Москве осталась во мне ощущением счастья прошедшего года. Я часто вспоминаю весенний день в апреле, когда я встречала родителей из отпуска. Я была в совершенно потрясающем непередаваемом состоянии. Приехала на вокзал, купила букетик гиацинтов, поезд задерживался, и я прогуливалась по вокзалу с этими цветами в руках. Мне кажется, что никогда в жизни у меня не было такого состояния необыкновенной легкости, будто и тела у меня нет, божественного душевного торжества, ощущение вселенской любви. Думается, все бы свои блага бы сейчас с радостью отдала, чтобы испытать это еще хоть раз. Спасибо тебе за то, что ты так умел оторвать меня от земли. Благодаря твоему влиянию, я очень многое душевно приобрела, никто бы не смог сделать для меня большего: «Да святится имя твое». Так хочется погладить тебя по твоим мягким волосам, поцеловать в высокий, чистый, умный лоб. Прошу тебя не денься никуда. Мне, так о многом надо переговорить с тобой. Ведь разговор с тобой, всегда помогал мне разобраться в самой себе, мне кажется, я запуталась. Порой, поддаваясь общему господствующему здесь ажиотажу, пускаюсь в беготню и фетишизм, и ловлю себя за руку, говоря, стой лена, что ты делаешь? Зачем тебе это? Неужели это твоя жизнь? И главное, я перестала ощущать, чего от меня ждет, он. А прежде, я это чувствовала и понимала. Это непонимание вызывает у меня особенную тоску. Ты знаешь, когда пишу письмо тебе или маме, т. е. когда задумываюсь и заглядываю в себя, почти постоянно плачу. Слабый я человек, слабее даже, чем думала о себе прежде. Вот, наверное, и на тебя тоску нагнала: «Но за радостью, всегда идет печаль, печаль же, радости залог»…
Получила от тебя только два письма за все время, а хотелось бы больше. Хотелось бы слышать твои размышления, переживать твои ощущения. Ты умеешь, так замечательно мыслить, мысли твои, суждения, меня буквально наталкивали на открытия, давали видение новых граней знакомого явления. Мне бы хотелось написать для тебя стихи, да не умею.
Получаешь ли ты мои открытки с видами Берлина или их вынимают?
Ольга совсем не пишет мне, я звонила ей, она говорит, что очень тяжело сейчас, больна ее мама, угроза ампутации ноги, маленький ребенок на руках, говорила, что соскучилась, и чем больше проходит времени, тем больше скучает, а Дима в своем амплуа, кричал, что он меня хочет. Мне стало так смешно, и я подумала: видели бы вы меня сейчас! А вообще, настроение у них бодрое, активное, что меня порадовало. Я передаю перед Новым годом, им небольшую посылку, и в посылке книжку для тебя с этим письмом.
Передавай привет Людмиле Георгиевне и поздравления с Новым годом. Елена. 1992 г.