Стало быть, даже викарий не знает, для чего я здесь.

Элси просит меня не зацикливаться, однако в моем возрасте это тоже помогает коротать время.

«Но ведь должно же быть предназначение? – говорю я. – Или последние восемьдесят четыре года я тупо просидела в зрительном зале?»

«Конечно нет! Никто не сидит в зрительном зале. В этом театре зал тоже сцена».

Вот понятия не имею, что она имела в виду. В таких случаях я просто киваю – это отнимает меньше времени и так проще нам обеим. Элси часто выдает что-нибудь этакое, например, о девчонке с подвернутой ногой. Не сомневаюсь, что половину она выдумывает. Однако это наводит на размышления, заставляет призадуматься, действительно ли и у тебя было предназначение и уплыло восвояси, а ты не удосужилась вовремя ему помахать.

Когда лежишь на полу, мало что можно делать, разве что думать. Разумеется, в основном я думала о Ронни. В сарае для садового инвентаря он был прямо перед носом у Элси, но она ничего не пожелала увидеть и услышать. Она не изменилась со школы – она и тогда просила меня перестать волноваться еще до того, как я излагала свои доводы, не дослушав меня до конца. Единственная разница в том, что на этот раз уже никто не выслушает мой рассказ. Никогда не думала, что до этого дойдет. Всегда рассчитываешь, что тайна останется тайной не навсегда, что однажды ты подойдешь к кому-нибудь, скажешь: «Я этого еще никому не говорила…», и тайна исчезнет, перейдя в иное качество. И только дожив до преклонных лет и лежа на вычищенном паласе наедине с собой, понимаешь, что тебе так и не попался подходящий человек, с которым можно поделиться тайной.

– Джастин сегодня принесет аккордеон.

Она стояла посреди гостиной, хотя моя гостиная слишком мала, чтобы иметь середину.

– Может, на следующей неделе, – скрепя сердце согласилась я.

Мисс Амброуз глубоко вздохнула:

– Всего на пять минут, Флоренс. Мы с вами пойдем туда вместе.

– На пять минут и пальто снимать не стоит.

– Ничего, – заверила она. – Не снимайте.

– У него глаза слишком близко посажены.

– Что, простите?

– Я про Джастина, – пояснила я. – А это признак склонности к уголовным преступлениям. Можно многое сказать по тому, насколько широко у человека поставлены глаза. Я об этом читала в журнале.

Говоря это, я глядела прямо на нее.

– Флоренс, я бы не сказала, что Джастин…

– И стройнее он не становится, не правда ли?

– Флоренс!

Пока она снова закутывалась в свои одежки, мой взгляд блуждал по комнате. Стулья вплотную придвинуты к столу, прочитанная газета сложена и лежит на углу. Ваза точно посередине каминной полки. Хотя, кажется, не совсем в центре, если присмотреться. Сдвинута влево примерно на дюйм. Газета была на правом углу, ваза на дюйм сдвинута влево. Или наоборот?

– Я передумала, – сказала я. – Я останусь здесь, у меня дела.

– Флоренс! Мне казалось, мы договорились.

– Это вы договорились за себя и за меня, – парировала я. – Я ни о чем не договаривалась.

– Общение не менее важно, чем правильное питание. Вам надо быть среди людей. В противном случае… – Она не договорила.

– Что – в противном случае? – не удержалась я.

Хмурую напряженность мисс Амброуз растянула в улыбку:

– В противном случае «Зеленый берег» будет для вас правильным решением.

Я изо всех сил сжала губы, боясь того, что может сорваться с языка.

– Готовы? – Мисс Амброуз затолкала шарф под пальто.

Я кивнула.

Последнее, о чем я думала, когда она открывала дверь, был фарфоровый слоник. Глядевший в окно. Ожидающий моего возвращения.

Едва войдя в общую гостиную, я принялась искать глазами Ронни.

Я вглядывалась в лица, и не один раз, потому что люди двигались, и я беспокоилась, что кого-то упущу. Я даже прошлась туда-сюда. Раз или два со мной попытались заговорить, но я отказывалась общаться, потому что, если не поостеречься, живо окажешься на крючке и следующие два часа просидишь с кем-нибудь рядом, придумывая, что бы еще сказать. В конце концов я нашла свободный стул позади всех и села одна. Мне дали чашку чая – должно быть, принесла мисс Амброуз, – и я балансировала блюдцем на колене.