Добираться до берлоги отца – дело не из простых. Для начала надо вспомнить, какой автобус туда ходит. Двадцать четвертый, кажется. Там-то я разберусь, на зрительную память не жалуюсь. Хотя от остановки еще прилично пилить.

Автобус подрулил довольно быстро. Я стал на задней площадке и смотрел на убегающие улицы. Меня нещадно трясло, но я постарался не обращать внимания. Только крепче вцепился в поручень. Ехать минут 35, благо пробок в воскресный день почти нет. Потом вышел из автобуса и побрел между разношенных пятиэтажек по аллейке, заваленной грязно-рыжей весной. Здесь не центр, дворники так не вылизывают ни улицы, ни дворы. Такой унылый пейзаж средней России, но для меня абсолютно приличный.

Уже на подходе к дому мелькнула мысль: а вдруг отца нет дома? Съездил, называется. Позвонить, что ли не мог? Однако отец оказался дома.

Он мне совсем не удивился. Впрочем, чему же здесь удивляться – сам ведь звал.

– Привет, проходи, – отец кивнул и скрылся в комнате. Я разделся в крошечной прихожей и последовал за ним. Не был здесь несколько месяцев, но никаких изменений не заметил. Тот же стол посередине, заваленный старыми газетами, бумагами и еще непонятно чем. Тот же большой и продавленный диван у стенки, два кресла, таких же потертых и продавленных. Те же шкафы, закрытые наглухо. Впрочем, какие-то незаметные глазу изменения витали в воздухе. Какой-то запах легкой плесени, пыли и лекарств, что ли… Странно, на здоровье отец никогда не жаловался.

– Присаживайся, рад тебя видеть.

Отец вроде бы и не изменился вовсе. Такой же сухощавый, седоватый с опущенными плечами и несфокусированным взглядом – вроде и на тебя смотрит, но и не на тебя. Но в глазах какая-то тоска, то ли усталость просто.

– Как дела? Как здоровье? – поинтересовался почти дежурно, знаю, что отец не очень-то любит распространяться на эти темы.

И он, действительно, не очень-то распространялся:

– Здоровье…, – процедил он, – Здоровье… Сам-то как?

– Ничего. По-прежнему.

– Жениться не собираешься?

– Нет. А зачем?

– Зачем? – отец посмотрел за окно.

Посмотрел и я. За окном соседняя серая пятиэтажка. В просвете между ней и соседней – серое небо. Кажется, еще более серое, чем было тогда, когда я шел сюда.

– Дождь будет, – сказал отец, – А может снег…

– Может, – я пожал плечами.

– Слушай, Борис, – отец говорил медленно, как бы обдумывая, – Тут такое дело. В общем, не буду долго тянуть. Твой дед Богдан Васильевич Селюк не очень давно скончался в Канаде.

– Даааа…? – неожиданно это, – И сколько ж ему было?

– Ну, что-то в районе девяноста…

Да, вот так новость. Я считал, что деда по отцу давно нет в живых и лет ему уже и не сосчитать сколько. Конечно, отец говорил мне про него, но так давно, и, морщась при этом, как будто речь шла о чем-то неприятном. Не хотел вспоминать и понять его, в общем-то, было можно. Хотя отца как раз понять было сложновато. Вид всегда то ли виноватый, то ли просто отсутствующий, голос тихий. Мало было тем, которые он поддерживал с энтузиазмом. И про свое прошлое тоже. Хотя никогда не отказывал в разговоре, но с таким видом…

– Так вот, – продолжал отец, – Как оказалось он там жил, уже очень давно. Умер совсем недавно, да. Но, дело не только в этом. Не столько…

Отец замолчал и опять посмотрел в окно. Разгар дня, но темнело там ощутимо.

– Дело в том, что у деда твоего Богдана Васильевича наследников не оказалось в Канаде, или что другое… Короче, он оставил нам наследство. Формально мне…

Неожиданно, мягко говоря.

– И что за наследство?

– Я не очень в этом понимаю, но в общем… Это какая-то недвижимость в Канаде плюс акции разные. В основном, так. Но это цифра с многими нулями, в долларах.