Блондиночка закатывает глаза, но ведь сама себя в эти рамки загоняет.

— Что?! — Хлопает теми же самыми глазами, когда Генрих ставит перед ней детский горшок.

— На него еще Алика ходила, — ухмыляюсь над ее выражением лица. Не только она умеет удивлять. Так что: один — один.

— Надо же! Ничего для меня не жалеешь. Даже на раритетный горшок пятнадцатилетней давности сходить разрешаешь.

— Хы-ы-ы, — скалю ей зубы. — Приступай!

— Прямо здесь? — Разводит она руками.

— А что не так? Можем выйти в сад. Если слияние с природой тебя больше расслабляет.

— Ну ты и урод, Гром! — Хватает горшок и упрыгивает с ним в обнимку в ванную.

— Только не вздумай сама ковыряться! — говорю ей в спину.

— Вряд ли кольцо выйдет подобно вишенке на торте. Копаться все равно придется.

— Я предупредил. Не смей трогать свое дерьмо! Оно сейчас мое ровно на двадцать два миллиона.

Скидываю туфли и, завалившись на кровать, залезаю в айфон. Отвлечься бы на что-нибудь. Но даже присланное Инессой интимное фото меня не прошибает так, как блондиночка каждым своим бездумным поступком.

— Чему радуетесь, босс? — нарушает тишину Генрих.

— Радуюсь?

— Улыбаетесь.

— Я по жизни человек улыбчивый.

— Нет. Так вы никогда не улыбаетесь.

— Инесса сиськи прислала.

— М-м-м, — мычит он, не поверив. — Эта Катерина особенная. Таких у вас не было.

— Каких — таких? Блондинистые и тупые у меня были всегда.

— Вы же сами прекрасно знаете, что она совсем не тупая.

В ванной шумит вода, и через пару секунд блондиночка высовывается из-за двери, тихо пискнув:

— Я все.

Покраснев до кончиков ушей, опускает лицо и отходит в сторону.

С глубоким вздохом натянув на руку медицинскую перчатку, Генрих шевелит пальцами и отправляется на раскопки.

— С облегчением, — лыблюсь блондиночке, отчего она становится еще пунцовее.

Стесняется, смелая моя, что посторонний мужик с ее шоколадом возится. Меньше будет из чужих бокалов хлебать, а потом крутых парней за нос водить!

— Ты всегда так редко в туалет ходишь? Или это от беременности запор? — посмеиваюсь с издевкой.

Нравится мне, как она волнуется: румянцем покрывается, пальчики заламывает, губу покусывает. У нее все это само собой выходит, без наигранности. У Инессы бы получилась лишь слабая игра плохой актрисульки из полуприличного фильма.

— А ты? — быстро набирается храбрости блондиночка. — Часто в туалет ходишь? Или в основном, все дерьмо из тебя иначе выходит?

Шум сливного бачка ставит точку в обсуждении столь наболевшей темы. Дверь ванной распахивается.

— Ну вот, — вздыхает блондиночка. — Ничего нет. Только зря…

Генрих вытягивает руку и раскрывает ладонь, на которой сверкает маленькое колечко.