Ангелы и демоны, добро и зло.
Вы не думайте, что у каждого, например, христианина только два духа: Агнел-хранитель и «злобный». Нет, иногда их целый рой вьётся над человеком. И тех, и других. И добрых, и злых.
Иногда – их очень много. «Имя им – Легион»[1]. Как раз на стадо свиней хватит, чтоб кинулись, как безумные, с крутого высокого берега в море.
Тут ни буддисты, ни мусульмане, ни любители Дао – не исключение. Не исключение и христиане, от христианства которых (многих) еле теплится одно название.
Так что не жалейте, что закрыл для нас Господь духовные очи. С нашими-то теперешними глазами увязли бы мы в толпах самых разных злобных духов: жадных, тщеславных, прелюбодейных, гневных…
Перечислять не хочется.
Представляете, что за рожи? То-то!
Подождём до Царствия Небесного. Тогда всё и прояснится. «Господи, да приидет Царствие Твое.»[2]
Это небольшое отступление автор вставил в повесть потому, что в два часа ночи в тринадцатый вагон вошло много разного народу. В том числе и в купе-отсек № 4.
Сонная проводница Клава вся изворчалась, наблюдая за вселением толпы в вагон и проверяя билеты. А потом кидая на полки пакеты с бельём.
– Стелитесь! Ночь на дворе! Да не толпитесь вы в проходе!
Клава ворчала, а Ангел поезда №Ч/Я001 тоже наблюдал за входящими и за всеми теми духами, которые их сопровождали.
М-да, публика та ещё…
Глава 5
Место напротив скромной женщины – место № 13 на нижней полке, занял мужик средних лет. Очень средних, то есть, непонятно каких. От сорока до пятидесяти. Может, и больше.
Волосы, хоть и без лысины, почти сплошь седые. Лицо морщинистое, не обрюзгшее. И сам не толстый, сухопарый. На пальцах – выколоты пара перстней. На лице отпечаток того, что выпито за всю жизнь.
Видимо, за жизнь, полную. Здесь можно сказать по-разному. Например, так: «За жизнь, полную приключений и опасностей». Благородно.
Можно сказать и так: «За жизнь, полную нарушений закона, пьянства, драк и всякого другого зла, этому соответствующего».
И то, и другое – правда. Такие мы, люди, существа. Подавай нам романтики среди дерьма, хоть ты тресни!
Нельзя сказать, что лицо мужика с перстнями напрочь лишено симпатичности. Это уже – объективно. Только вот он озирается как-то тревожно.
Мужик быстро поднял свою полку, чтоб засунуть в неё сумку.
– Кто ещё сумки ставить будет? Будешь?
Этот вопрос относился к молодому парню, похожему на бурята. Не то, чтобы к очень молодому парню. Лет двадцать пять. Может, двадцать восемь. Может, и тридцатник есть. Кто его, в сумерках, разберёт.
У парня ещё, ко всему прочему, щёки заросли щетиной. То ли бороду отращивает, то ли побриться забыл. В течение недели. Или двух.
Мода такая…
– Нет, я – наверх, – махнул рукой парень со щетиной, примериваясь сумкой к третьей полке.
– А ты?
Второй вопрос относился к другому парню, который выглядел явно моложе первого, бороды и щетины не имел и по всем признакам походил на студента. Парень намеревался занять верхнее место над полкой женщины.
– А вам куда ехать? – спросил парень.
– Аж до Я… – вздохнул мужик.
– Мне до И… Ночь посплю, и утром – до двенадцати.
– Да вытащу я тебе!
– Тогда давайте, поставим. А ты куда?
Вопрос относился к парню, похожему на бурята.
– До Москвы.
Сумка студента проследовала под нижнюю полку мужика. Нет, всё-таки мужик вёл себя немного… ну, странновато. Словно бы на кого-то махнул рукой, закрывая полку. И сделал ещё такое движение ногой, как будто хотел кого-то лягнуть. Но в суете ночной посадки никто этого не заметил. Если и заметил, то не обратил внимания.
Да и кому особенно замечать-то… Всем спать охота.
Нижнее боковое место занял мужик лет сорока в камуфляжной форме, с рюкзаком. При взгляде на него и переводчика не требовалось, даже ночью. Каждому понятно, что перед ним – рыбак.