Только 1 сентября, в праздник Нового года, Борис Федорович венчался на царство. И вот здесь были произнесены слова, которые, видимо, сами вырываются из уст людей, дорвавшихся до власти: «Бог свидетель, что не будет в моем царстве бедного человека! – и, потирая ворот рубашки своей, изрек, – и эту последнюю рубашку разделю со всеми».

Это сказал Борис I. Много лет спустя Борис II уже в постсоветской России пообещает, что он ляжет на рельсы, если ухудшит благосостояние людей. История…

Первый не сумел сделать всех богатыми, второй – ухудшил положение больше чем половины населения. Бойся обещаний царевых.

Все-таки права народная молва: «Испытание властью – тяжкое (и суровое) испытание». Борис Годунов оказался среди тех, кто не выдержал его. А назовите мне того, кто выдержал.

Сказался, видимо, в первую очередь комплекс неполноценности. Какой? А тот, что он не был династическим царем. Он был боярином, причем боярином второго поколения – не из родовитых русских бояр, а из пришлых служивых людей.

Пока он был вторым – после подлинного государя Федора Иоанновича, – все было на месте. Я не имею в виду гены, гены, наверное, у Бориса были более здоровыми и дали расцвет уму и способностям, а также перешли к детям. Нет. Разговор идет о нравственно-психологическом состоянии (имидже, если хотите). Каким бы авторитетом и властью не обладал Борис Годунов при царе Иване, царе Федоре – он был один из, он был второй. А тут стал первым и единственным.

Пушкин правильно передает это состояние: «Достиг я высшей власти…», и переживает всю трагедию этого положения; «Ему неспокойно…».

Ни в коей мере я не претендую «нарисовать» нравственно-психологический портрет Бориса Годунова – слишком мало мы о нем знаем, хотя написано о нем много.

Нет, я пытаюсь представить, как тонкий, пусть изворотливый, умный, корректный человек постепенно деградировал в недоверчивого, боящегося, подозрительного человека, который славословие в свою честь довел до совершенства (брежневские времена – это лишь жалкое повторение, слепок с эпохи Бориса Годунова). А может, это в природе царей заложено – лесть ласкает самолюбие и дает дополнительную энергию на дела? Или это вообще в русскую (или просто человеческую) натуру заложено – льстить вышестоящим (для своего благополучия), а высшим принимать лесть от своих холопов и считать ее правдой жизни, а видно, и отмечать людей, преуспевающих в искусной лжи. Как ни говори, а тоже искусство.

Как бы то ни было, терзался царь Борис I многими сомнениями и не хватало ему династического чувства править государством по-царски.

Вспомним вариант: из грязи в князи? Далеко не во всем – да и не совсем, чтобы нет.

Конечно, историки и писатели, как бы ни хотели быть объективными, субъективны в оценке деятеля, эпохи и поступков. И в этом есть прелесть – человек проявляется в этом, в том, на что обращает внимание.

Но ведь и летописец субъективен, он записывает то и так, как ему кажется, как он считает нужным. В летописной записи присутствует его мнение, его оценка.

Возвысившись при Иване IV, Борис Годунов не был замешан в опричнине, если не считать, что был женат на дочери главного опричника Григория Лукьяновича Бельского, известного в популярной истории как Малюта Скуратов.

Увы! Мы ничего почти не знаем о жене Бориса Годунова – дочери Малюты Скуратова – в этот жестокий период правления Ивана, получившего прозвище Грозного. Мы встречаемся с Марией Григорьевной в художественных произведениях XIX столетия в пьесах А. К. Толстого. В знаменитой трагедии А. С. Пушкина «Борис Годунов» жена царя упоминается… среди трупов в возгласе Масальского в заключительной сцене: