Тогда Годунов сказал: «Буди святая твоя воля, господи». Патриарх и все присутствовавшие пали на землю, воссылая благодарение Богу, после чего отправились в церковь, где Иов благословил Бориса на все великие государства Российского царствия.

Соловьев С. М. не берет на себя авторство этих строк, он сообщает: «Так говорится об избрании Году нова в акте официальном, утвержденной грамоте об этом избрании, составленной уже в августе 1598 г.».

Ну, и талантливые же клерки были у нас в XVI веке – такие высокохудожественные документы составляли…

Если же судить по неофициальным документам – всенародное избрание происходило не совсем так пафосно и красиво, как живописуется в утвержденной грамоте. Сохранилось предание, что «народ неволею был пригнан приставами» к Новодевичьему монастырю.

А как же слезы? Слезы заменяли слюни, которыми якобы мочили глаза. Короче говоря, театральное действо все же-таки было, хотя и наговоров на Годунова столько было, что лишний комок грязи бросить в него – это было нормальное явление.

Итак, 26 февраля на широкую Масленицу царь Борис I торжественно въехал в Москву, присутствовал на молебне в Успенском соборе, а потом принимал поздравления. Потом ходил по кремлевским соборам: Архангельский, Благовещенский и всюду просил молиться за него. Потом поехал к сестрице в Новодевичий монастырь, а по возвращении уединился с патриархом. Простившись с ним и духовенством, на Великий пост отправился в Новодевичий монастырь.

Итак, свершилось! Он стал царем всея Руси. Свершилось то, о чем он безусловно мечтал: искусный дипломат говорит одно, думает другое, делает третье. Годунов делал движение к престолу искусно, осторожно, корректно, но целеустремленно и твердо. Впереди 40 дней раздумий и отдыха от распрей, внутренней и внешней борьбы и пугающая махина власти, всевластия. Это трудно понять, это можно только пережить. Недаром в народе говорят, что самое серьезное испытание – это испытание властью. Далеко не все проходят это испытание с честью. Очень крепка должна быть сила воли, характера, чтобы из самодержца не превратиться в самодура, как бывало у Ивана IV, а потом и у Петра I. У А. В. Суворова есть хорошая фраза: «Строгость от прихоти есть тиранство».

Очень трудно судить по прошествии пяти веков, с вершин совершенно другой культуры и демократии о своих предшественниках, тем более правителях, да еще в царском ранге. Летописных портретов и характеристик, т. е. прямых свидетельств современников, остались крохи. Да и они судили обо всем глядя со своей колокольни. А мы судим глядя со своей. А они очень разные, эти колокольни.

Вот ведь и все историки XIX века и XX столетия ссылаются, как правило, на исследования трех человек: Карамзина, Соловьева, Ключевского. Карамзин – официальный историограф, проделавший, безусловно, колоссальный труд и давший нам возможность иметь представление о прошлом государстве, которое исторически является нашей Родиной. Он первый, остальные цитируют его.

Наверное, права мадам Stael (г-жа де Сталь), сказавшая: «История почти всегда приписывает отдельным личностям, а также правительствам, больше комбинаций, чем у них на самом деле было». А другой француз (историк), Марк Блок, полагает так: «В оценках прошлого мы часто очень скованы; кто знает, может быть, мы судим о нем по совершенно второстепенным, случайно уцелевшим сочинениям, в то время как рядом были другие, более ценные…»

Нет смысла спорить с обоими публицистами: оба правы, хотя и отчасти. Можно добавить к этому, что мы всегда добавляем к оценке летописца, историка, исследователя свою оценку, свой взгляд, свое толкование событий и тем даем пищу для новых рассуждений и осмыслений.