Кстати, и сам наш творческий гений Пушкин в своей знаменитой трагедии (драме) «Борис Годунов», полагая его виновным в гибели царевича Димитрия, показывает его умным государем и заботливо-мудрым отцом:

Учись, мой сын: наука сокращает
Нам опыты быстротекущей жизни…
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Учись, мой сын, и легче и яснее
Державный труд ты будешь постигать.

А какие слова вкладывает Пушкин в уста Бориса Годунова при восшествии на престол:

Ты, отче патриарх, вы все, бояре,
Обнажена моя душа пред вами:
Вы видели, что я приемлю власть
Великую со страхом и смиреньем.
Сколь тяжела обязанность моя!
Наследую могущим Иоаннам —
Наследую и ангелу-царю!..
О праведник! о мой отец державный!
Воззри с небес на слезы верных слуг
И ниспошли тому, кого любил ты,
Кого ты здесь столь дивно возвеличил,
Священное на власть благословенье:
Да правлю я во славе свой народ,
Да буду благ и праведен, как ты.
От вас я жду содействия, бояре.
Служите мне, как вы ему служили,
Когда труды я ваши разделял,
Не избранный еще народной волей.

Удивительно точно, ярко, емко в нескольких фразах Пушкин дает картину предыдущего царствования и роль самого регента. Ангел-царь и при нем верный слуга и соратник, проводник его велений и его политики, хотя на самом деле фактическим царем был он – Борис Годунов.

Недаром, конечно, Пушкин проштудировал «Историю» Карамзина и сделал конспект двух томов, относящихся к данной эпохе. Наверное, он имел право воскликнуть по завершении драмы: «Ай да Пушкин, ай да молодец!» Как творец произведения он был на высоте – он создал (всего за год – с ноября 1824 по ноябрь 1825) удивительно мощное по исторической сути произведение на уровне Шекспира.

Но он был непоследователен в исторической правде, приклеив к царю Борису ярлык убийцы ребенка – царевича Димитрия, тем более что, во-первых, доказательств никаких не было. Автор имеет право на домысел? Да, безусловно, но не тогда, когда идет речь о крупном государственном деятеле, когда препарируется целый пласт российской истории.

Пушкин и в самой трагедии еще раз оказывается неверен исторической правде.

«Шестой уж год я царствую спокойно», – так начинается знаменитый монолог, где Борис кается в своих грехах: убийстве царевича, отравлении своей сестры (с точки зрения ни логики, ни исторической правды не нужное). Пушкину для этого нужен монолог-покаяние, а я обращаю внимание на первую фразу, приведенную выше. Не было разве голода, не было разве бунтов, не было других проблем? Увы! Покой царю только снился, а не мальчики кровавые в глазах. Пушкин сам требовал щепетильно-честного отношения к своей истории, причем в этом же произведении. Труд историка, полагает Пушкин, окрашен высоким гражданским долгом, за который он несет ответственность. Помните, летописец Пимен говорит монарху наставление:

Описывай, не мудрствуя лукаво,
Все то, чему свидетель в жизни будешь:
Войну и мир, управу государей,
Угодников святые чудеса…

А еще ранее самому себе молвит:

Когда-нибудь монах трудолюбивый
Найдет мой труд усердный, безымянный,
Засветит он, как я, свою лампаду —
И, пыль веков от хартий отряхнув,
Правдивые сказанья перепишет…

Именно из этих правдивых сказаний мы, потомки, ведаем историю своей Отчизны, своих корней.

Думаю, понятно, что мною движет не стремление умалить достоинства Пушкина, лягнуть его (про ослиные копыта я знаю). Нет, я очень люблю (если не боготворю) нашего замечательного поэта, писателя, журналиста, историка. Я благодарен судьбе, что воспитывался на его произведениях, что мне судьба подарила несколько «осеней» пребывания в Михайловском – в дни так называемых пушкинских чтений (это 1965–1976 гг.), когда еще в Тригорском (а потом уже в Пушкинских Горах) при свечах читались пушкинские строки, исполнялись вокальные произведения.