Поэтому я, пожалуй, обращусь к классике – словарю Ожегова. Читаем: «Тревога – сильное душевное волнение, беспокойство, вызываемое какими-либо опасениями, страхом, неизвестностью». Роскошное определение, очень красивое. Правда, не столько медицинское или психологическое, сколько литературное, но зато меткое. Обратите внимание на слова «опасения» и «неизвестность» – скоро мы увидим, что именно они играют ключевую роль в возникновении тревоги.

В целом есть ощущение, что литература преуспела в описании тревоги чуть ли не больше, чем психология или психиатрия.

Вот, например, мучается от неизвестности Петр Гринев из Пушкинской «Капитанской дочки»: «Неизвестность о судьбе Марьи Ивановны пуще всего меня мучила. Где она? что с нею? успела ли спрятаться? надежно ли ее убежище?.. <> Страшная мысль мелькнула в уме моем: я вообразил ее в руках у разбойников… Сердце мое сжалось… Я горько, горько заплакал…» Я уверена, что вам прекрасно знакома динамика процесса, которую описал Александр Сергеевич. Неизвестность, опасения – и вот уже готов кошмарный сценарий, который существует только в нашем воображении, зато переживания и слезы он вызывает вполне реальные.

А вот как размышляет Каштанка Чехова: «Когда хозяин вышел и унес с собою свет, опять наступили потемки. Тетке было страшно. Гусь не кричал, но ей опять стало чудиться, что в потемках стоит кто-то чужой. Страшнее всего было то, что этого чужого нельзя было укусить, так как он был невидим и не имел формы. И почему-то она думала, что в эту ночь должно непременно произойти что-то очень худое». Здесь мы видим еще одну особенность тревоги: она умеет сама себя поддерживать. Раз мне тревожно, значит, точно произойдет что-то плохое – так рассуждает Каштанка. Скоро вы увидите, что, когда дело доходит до логики тревожных умозаключений, мы все немного Каштанка.

Кстати, насчет того, что животные могут испытывать страх, как и мы, Антон Павлович был прав. Ученые замечают реакции страха и у крыс, и у шимпанзе, и у собак, и у всех прочих представителей млекопитающих. Крысы, например, от страха могут дрожать, застывать столбиком, издавать ультразвуковые сигналы, чтобы позвать на помощь.

Еще интереснее ведут себя приматы. В своей книге «Записки примата» Роберт Сапольски описывает случай с двумя павианами, у которых были, скажем так, напряженные отношения. Эти павианы так боялись стычки, что однажды провели полчаса, прячась друг от друга за деревьями и напряженно друг за другом наблюдая. В конце концов один из них уснул, а второй, воспользовавшись ситуацией, сбежал. Ну чем не враждующие соседи, всячески избегающие друг друга?

Тревога была неизменным спутником людей с давних пор. Мы видим попытки описать это чувство и то, какое влияние оно оказывает на людей, уже в работах древнегреческих философов и врачей. Например, Гиппократ связывал меланхолию с «продолжительным страхом». Аристотель писал о страхе: «Пусть будет страх – некоторого рода неприятное ощущение или смущение, возникающее из представления о предстоящем зле, которое может погубить нас или причинить нам неприятность». Другой философ, Эпикур, высказывал идею о том, что отсутствие тревоги – это высшее удовольствие. Написано пару тысяч лет назад, но очень актуально и сегодня, правда?

Получается, страх и тревога свойственны и животным, и людям. Это не что-то новое, появившееся лишь в последнее время – тревога знакома человечеству давным-давно. Значит, иногда испытывать тревогу – нормально. Однако для моих клиентов часто становится сюрпризом то, как много тревоги они испытывают. Ведь у тревоги есть своя особенность. Очень часто незаметно для нас мало-помалу она становится нормой, постоянным фоном жизни. Не кончились ли деньги на карточке? Не рухнет ли рубль? Как заговорить с девушкой? Не покажусь ли я странным или глупым? Успею ли я приехать вовремя? Почему начальник не позвал меня на общую встречу?