Он оторвал взгляд от пожелтевшей рукописи и произнес:
– Надеюсь, ты больше не сомневаешься в том, что оказался на перекрестке бесконечностей?
– Мой ум не доверяет вашим словам.
– Потому что твоей душе не хватает внутреннего огня.
– Как его приобрести?
– Мне трудно бороться с твоим скептицизмом. Может быть, то, что я тебе сейчас прочитаю, натолкнет тебя на понимание.
«Когда Иисуса распяли, то Пилат прибил к кресту доску, на которой была надпись «INRI»: «Иисус из Назарета, Царь Иудейский». Но рыцари Розы и Креста расшифровывают ее иначе:
«Огнем природа обновляется вся».
Тут возникает тема внутреннего огня; огонь требует постоянной жертвы, иначе без дров нашей души, которыми является борьба с семью смертными грехами, внутренний огонь погаснет. Жертва является единственным питанием для огня. Каждый день мы можем жертвовать своими страстями, ленью, временем и энергией для поддержания огня в алхимической печи нашего сердца. На каждый удар сердца надо повторять: «В нас царствует Иисус», – на латинском языке это звучит так: “In nobis regnat Jesus”.
Сердце – носитель огня, который рождается в крови. Сердце привлекает токи Иисуса. Настоящий христианин является носителем импульса Христа, который есть новый Адам Кадмон для всего передового человечества; это новый микрокосмос, который на собственной жертве, на алхимическом огне начинает проплавлять руду своей души, принося себя в жертву для поднятия падшей Вселенной, для восстановления своего первородства.
Обычные люди, называющие себя христианами, являются бутафорными фигурами на сцене жизни, но даже и в таком виде они в какой-то степени являются нашими союзниками.
– Мне трудно будет разжечь огонь в своей душе, ибо я не привык приносить жертвы, – ответил я. – Не могли бы вы мне подсказать, с чего начать мне первую жертву?
Джи встал и несколько раз прошелся по комнате.
– Я предлагаю тебе самому подумать над этим вопросом, – серьезно ответил он, – какие-то вопросы ты должен решить сам.
Я сконфуженно попятился к двери, и, не попрощавшись, стал спускаться в темноте по узкой лестнице. Засыпая, я все думал, чем же мне пожертвовать, чтобы разжечь внутренний огонь.
На следующий день, заглянув в пустые кухонные ящики, я понял, что надо идти в магазин, который находился в сером деревянном домишке, сиротливо стоящем у проселочной дороги.
«Пусть это будет моей первой сознательной жертвой», – подумал я.
Взяв со стула старенькую сумку для продуктов, я направился за покупками. У дверей магазина стояли куры и настороженно ожидали от людей хлебных крошек. В сельпо продавались лишь слежавшиеся макароны. Хлеб еще не привезли.
– Нет ли у вас чего-либо более съедобного? – недовольно спросил я. Толстая продавщица, в сером потертом халате, раздраженно ответила:
– Продукты надо везти с собой из Москвы, или на огороде выращивать.
«Отпетая мирянка», – подумал я.
Ничего не купив, я вышел, и куры дружно обступили меня, надеясь на свою долю, но мне нечего было им дать. Провожаемый недовольным кудахтаньем, я вернулся с пустыми руками.
– Ну что же, – сказал Джи, посмеиваясь, – это и есть твой уровень бытия как домохозяина. Ты не можешь в сельской местности достать приличной еды, а еще хочешь постичь тайное знание. А знаешь ли ты, что его в сотни раз сложнее добыть? Весь твой утренний облик говорил о том, что ты обречён на неудачу, поэтому я сам достал всё, что необходимо для уютной жизни.
На столе красовалась бутылка токайского вина, на сковородке я увидел только что пожаренную рыбу, а рядом – огурцы, помидоры и пучки зелени.
«Опять ты прокатился на шару», – пронеслось в голове.