То, что было подарено, необходимо было вернуть, причем в надлежащее время – в большинстве случаев в течение двух рыночных недель. Для более ценных даров, например скота, нужно подождать, пока даритель внезапно окажется в нужде, и тогда предложить финансовую помощь. В отсутствие банков крупные подарки такого рода являются одним из способов сбережений… Я не могла вспомнить [кто что дал]; и не думала, что кто-то мог бы это сделать. Но они это делали, и я с удивлением и восхищением наблюдала, как Удама [жена старосты] раздавала пригоршни бамии, чуть больше десяти пенсов и другую малость в бесконечном круге даров, в котором никто никогда не передавал точную ценность полученного в последний раз объекта, но в котором в течение месяцев дисбаланс в чью-либо пользу не превышал пенса[18].

Дары среди тив, как и в большинстве обществ, служат укреплению социальных связей. То, что дар не возвращается в точной и равной мере, не позволяет обмену подарками стать рыночной сделкой. В самом деле, суть в том, что даритель ничего не требует взамен – социальные связи выстраиваются только тогда, когда даритель, по всей видимости, забывает о подарке, как только он сделан. Тем не менее тот, кто только получает и никогда не дает, быстро подвергается остракизму, отсюда и совет вернуть подарки. Отношения строятся не только с помощью даров, но и с помощью услуг. Когда Бохеннэн сидела с соседями, которые помогали женщине во время родов, она размышляла:

Я также вспомнила, что моя прабабушка рожала своего первого ребенка наедине с мужем на приграничной территории; в своем дневнике она пишет о том, что тогда мечтала о другой женщине… В целом, однако, я могла видеть, что там, где мы создали специалистов и услуги, эти люди создавали личные отношения…

В небольших сообществах, где мало специалистов для оказания услуг, соседи восполняют пробелы. Например, в сообществах амишей в сельской Пенсильвании все собираются на «строительство амбара». Это одновременно и коллективная работа, и совместный праздник. Так можно расширить сферу взаимодействия и углубить отношения внутри сообщества. И каждая трансакция в сообществе, будь то экономическая или нет, является лишь самым последним (по времени) звеном в наборе поперечно связанных цепочек, которые уходят в прошлое и, вероятно, пойдут далеко в будущее.

Связи внутри сообщества позволяют ему выступать в качестве поддержки в последней инстанции. Когда все потеряно, мы всегда можем вернуться в нашу семью или деревню, где нам помогут не потому, что мы можем за это заплатить, и не потому, что мы чего-то достигли, а потому, что мы являемся частью этого сообщества. Исследования показывают, что 20 % семей в одной кастовой группе в Индии в 1999 году отправляли или получали денежные переводы[19]. Эти переводы составляли от 20 до 40 % годового дохода семьи-получателя. Каждая семья-отправитель посылала от 5 до 7 % своего годового дохода, и подразумевалось, что некоторые из них объединятся, чтобы помочь семье, у которой неожиданно что-то случилось, например кто-то заболел или кому-то понадобилось устроить свадьбу. Даже при современных источниках социального страхования, таких как пособия по безработице и пенсии, сообщество играет важнейшую роль в заполнении пробелов, оставляемых формальной властью и рыночными системами.


Облегчение трансакций

Сообщества облегчают внутреннюю торговлю, отслеживая поведение и подвергая остракизму неплательщиков, отсекая их от дальнейших трансакций и поддержки сообщества[20]. Некоторые включают в свои нормы дифференцированное отношение к своим и посторонним. Антрополог Дуглас Оливер заметил, что для сиуаи на Соломоновых островах человечество состоит из родственников и чужаков. «Взаимодействие между ними должно осуществляться в духе свободы от коммерциализации». Однако, за редкими исключениями, «люди, живущие далеко друг от друга, – не родственники и могут быть только врагами… С ними взаимодействуют только затем, чтобы купить или продавать – прибегая к бесстыдному торгу и хитростям, чтобы извлечь столько выгод из этих отношений, сколько удастся»