Наполеон вставал очень рано. День начинался у него с продолжительной прогулки. Около десяти утра он завтракал и опять прогуливался. После утренних прогулок начиналась работа: Лас-Каз читал императору надиктованное им накануне и вносил в рукопись поправки, которые делал Наполеон. Затем начиналось главное: продолжение записи воспоминаний императора об Итальянской кампании 1796–1797 годов (к работе над воспоминаниями о военных успехах императора были привлечены и другие лица из его окружения, так как его диктовки было невозможно долго выдержать).

Поработав с Лас-Казом, Наполеон вновь уходил на прогулку, прихватывая его с собой. Лас-Каз это ценил и гордился расположением великого человека. В шесть часов обедали и шли уже на ночную прогулку (ночь в тропиках начиналась, по европейским меркам, вечером).

– Под покровом погожей и безмятежной ночи, – рассказывает Лас-Каз, – мы забываем о дневной жаре. Император никогда не был столь разговорчив и, казалось, никогда до такой степени не забывал о своих невзгодах, как во время этих прогулок при лунном свете. Поэтому я имею возможность беседовать с ним в очень доверительном ключе, и император с удовольствием рассказывает о своём детстве, описывает те чувства и несбыточные мечты, которые придают такое очарование ранним годам его юности, и приводит разные подробности своей личной жизни. Во время наших бесед я стараюсь больше молчать: слишком боюсь потерять то из услышанного, что так сильно интересует меня.

Сближение императора с Лас-Казом породило нехорошие чувства в его окружении. «Те, чья преданность императору была доказана на полях сражений и чья любовь к нему была не меньшей, чем у графа, опасались, что могут лишиться части его привязанности к ним, которая стала единственным утешением на этой жалкой скале. Здесь они не стремились ни к получению титулов, ни к достижению собственного величия, но к укреплению дружбы с императором, чью ценность они ощущали на этой земле, предназначенной им для изгнания» (Маршан).

Близость к великому изгнаннику позволила Лас-Казу выявить слабые стороны его натуры. Вопреки общему мнению, Наполеон по своему телосложению оказался отнюдь не крепким человеком. «С его расширенной грудной клеткой он постоянно страдал от воздействия холода. Его тело было подвержено влиянию самых незначительных раздражителей. Запах краски достаточен для того, чтобы он чувствовал себя нездоровым. Некоторые блюда и даже еле уловимые признаки нечистой тарелки сразу же оказывают на него резко отрицательное воздействие.

Император обладает далеко не железным здоровьем, как повсеместно считают; вся его сила заключается в мощи интеллекта. Его удивительная выносливость за границей и беспрестанный труд дома известны каждому. Ни один монарх никогда не выдерживал столь огромных физических нагрузок».

Супруги Балькомбы (Балькумы)

На Святой Елене впервые были отмечены разные колебания в самочувствии и поведении Наполеона. 23 ноября вся его свита, жившая в Джеймстауне, была приглашена на обед в дом Балькомбов. Бертран отправился туда первым, но вскоре вернулся с вестью об отмене обеда. На следующий день Гурго пришёл к императору для записи его диктовок. Он нашёл его не таким, как обычно, – очень усталым, не способным пройтись по двору Императора мучил кашель, ему был неприятен дневной свет. Бен Вейдер писал по поводу этого случая: «Нестабильность поведения Наполеона является одним из указаний на регулярное поступление в его организм мышьяка». То есть кто-то из окружения императора начал травить его.

Наполеон любил бывать у Балькомбов. Приходил с наступлением темноты. Хозяин дома обычно лежал на кушетке, положив больную ногу на табурет, жена и дети сидели вокруг него. Говорили обычно о прочитанных романах, девочки задавали наивные вопросы и заливались смехом, когда их гость отпускал острое словечко. Иногда играли в вист или пели знаменитую шотландскую Ye Banks And Braes, а развеселившийся император напевал «Да здравствует Генрих IV».