Лицо незнакомки исказила бессильная ярость (правда сквозило в нем и какое-то другое чувство, которое Алеф все не мог понять), она тщетно пыталась пробиться сквозь шар силового поля, но беспорядочные ее конвульсии были чисто рефлекторными, как брошенный в каземат человек в отчаянии пытается беспомощно вырвать толстые стальные штыри. Впрочем силы ее быстро иссякли, и амазонка, прекратив сотрясать пространство уселась в основании невидимой сферы, устремив на Алефа гордый несломленный взгляд. Нифилим выдержал театральную паузу, чтобы плененная противница успокоилась, затем сам неожиданно для себя дружелюбно к ней обратился:

– Что, больно тебе? (значительная потеря энергии ощущалась астральными сущностями, как нечто сопоставимое с болью).

– Чего уж, добивай, – хрипло проговорила незнакомка, – дави черную гадину, благородный витязь Света, превращай демоницу в говно!

– Я бы смог сделать это сразу, – пожал плечами ангел, – но что-то меня удерживает. Мне понравилась твоя смелость, твое искусство, и хоть оно несколько не дотягивает до ангельского уровня, противник ты серьезный, да и бьешься в несколько необычной манере. Чего стоит одно только сердце!

– Разбитое тобой! – неожиданно среагировала амазонка и замолчала.

– Ну да, – несколько растеряно подтвердил ангел, – разбитое… да и еще мне жаль превращать красоту в эмбриональное облако карроха, мы, ангелы весьма восприимчивы к красоте, пусть даже она с явным демоническим окрасом. Впрочем чувствую, что с тобой не все так однозначно.

– Чувствуешь? Что ты можешь чувствовать, бесполый андрогин! – чуть ли не с сочувствием скривила рот незнакомка, – вы только и можете, что чувствовать ненависть и беспощадность к темной стороне Силы, и жалкую унизительную покорность перед иерофантом и вышестоящими ангельскими чинами, когда возвращаетесь в свой дурацкий Эдем.

– Это тебя не касается, – помрачнел Алеф. Незнакомка ударила его в самое больное место: нифилимы часто задумывались над иерархией, существующей в Эдеме, где они занимали самую нижнюю ступеньку не только по отношению к Иегове, но и к остальным ангелам. И почему так установлено никто не потрудился им разъяснить, ведь если вдуматься, то принимать на себя в буфере первый удар сил мрака – разве это более низкая обязанность, чем охранять от вторжения этих же сил Эдем и Энроф, чем занимались другие ангелы! Нет, это была явная несправедливость, однако присущее нифилимам изначально чувство высокой дисциплины удерживало эту, самую последнюю категорию ангелов от ропота, не говоря уж о бунте. – И потом, не перед кем мы не гнем спины, а воинское дело требует дисциплины. Если каждый солдат вообразит, что может воевать сам по себе, как ему вздумается, наплевав на приказ командира, то такое, с позволения сказать, войско будет тут же разбито более дисциплинированным противником. Это, между прочим от раза к разу происходило с войском асуров, которое мы всегда легко разбивали, несмотря на их численное превосходство. Каждый из асуров воевал как ему вздумается и это приводило к печальному для них исходу, несмотря на немалую силу каждого в отдельности.

– Зато они были свободны, – с каким-то непонятным сожалением посмотрела на нифилима незнакомка, в данном случае они могли самовыражаться, как считали нужным. К сожалению, делали они это не самым лучшим образом.

– Свободны? – расхохотался Алеф, – как может быть свободна банда отморозков, которая уважает лишь силу и улепетывает, как только видит, что противник сильнее, хоть и в меньшинстве. Это не свобода, а элементарная тупость! Свобода – это осознанная необходимость и самодисциплина! Что ж твоя свобода не помогла вашим ублюдкам одолеть ангелов в честном бою? Между прочим главная наша сила в дисциплине и добровольном подчинении старшему, – (в последних словах нифилима не чувствовалось непоколебимой уверенности).