Кто мне нужен? Мне нужен человек, которому я могу доверять как самому себе. Который меня поймет сразу. Что нас утомляет? Скорость непонимания. Когда нас человек понимает с полуслова, это же комфорт, счастье, потому что он будет понимать тебя в эту же секунду, а не когда ты ему объяснишь.

Я ненавидел всю жизнь партии. Это два разных принципа: хороша ли мафия? Нет, не хороша. Хороша ли партия? Нет, не хороша, потому что призывает нас объединиться по идеологическому принципу, то есть там как бы соблюдается демократия. Нет же любви, нет дружбы, что же их всех связывает? Связывают идеи. Не нравится мне это объединение.

Дружба – это клуб. Я и писать-то начал из-за клуба, потому что я ничего не писал, я собирался заниматься альпинизмом, но у меня не было друзей. Я зашел в литературное объединение и увидел там своих людей. Я понял, что я не хочу от них уходить. Мне пришлось начать писать, чтобы остаться. Получается, я начал как профессионал. Я заработал себе не на хлеб, а на дружбу, поэтому меня очень волнуют перспективы нашего «Багажа»14. «Багаж» – это такая идея, где люди, которые друг друга любят, могут сотрудничать на принципе абсолютно разных дарований.

Что такое профессия «писатель»? Это самый непрофессиональный человек, который зачем-то задумался, зачем он, и вместе со всеми, проживающими жизнь, этот предмет изучает. И в результате получается «зачем он». Поэтому он обретает судьбу – потому что не вписывается в общий хор. Его это ломает, калечит. Мы потом рассматриваем, хвалим, очень ругаем тех, кто замучил, любим себя за то, что его так хвалим. Это все процесс общий, и мы любим за то, что они-то не разделили текст и судьбу…

А способность к выбору повергает в полное мучение. Выбирать-то не из чего и все почему-то на уровне колбасы, но выбор-то каждый день. Но все равно можно быть порядочным, честным, чистым и так далее. И эта объективность при ужасе – она была комфортом, не предоставляла выбора, а уж если ставила в позицию выбора, то там ты должен был быть либо героем, либо черт знает чем. Ужас. Настоящее испытание.

Боннэр о Сахарове без науки и политики – тема нашего разговора с Еленой Боннэр, женой, другом и соратником великого гражданина Земли и выдающегося ученого. Они встретились, когда Андрею Дмитриевичу было пятьдесят лет, а Елене Георгиевне – сорок восемь. Два взрослых человека с прошлым и своими детьми от предыдущих браков полюбили друг друга на всю оставшуюся жизнь. У нас были дружеские отношения и взаимное доверие, которое вы почувствуете в разговоре.

ЮР Я вспомнил ситуацию, как мы с вами сидели на кухне и Андрей Дмитриевич сказал, что он последний раз читал лекцию…

ЕБ Когда был аспирантом.

ЮР Помню, вы стояли на кухне, я взял магнитофон, вставил кассету и сказал: поскольку я закончил институт физкультуры, расскажите мне про то, что вас сейчас интересует, и разговаривайте со мной как с идиотом, потому что, действительно, хоть институт физической культуры, но в физике ни бум-бум. И он эту студенческую лекцию напомнил.

ЕБ Он не один раз читал лекции студентам. Разница?

ЮР Разница большая. Но после этого сколько он не читал?

ЕБ Все остальные годы.

ЮР А мне он одному прочел. У меня было ощущение, что Андрей Дмитриевич читает мне эту лекцию на русском языке. Но ничего из этого я совершенно не понял. А почему он не читал лекции столько лет?

ЕБ Ну потому, что он сразу после аспирантуры попал в эту закрытую группу, потом его увезли в закрытый город16 на объект. Какие уж там студенты.