– Место происшествия кто-нибудь осматривал? В полиции кто-нибудь был?

– Я сейчас все объясню... – суетливо заговорил консул, но продолжить ему не дали.

– К черту, – сказал гость. – Все понятно. Нехватка сотрудников. Разгар сезона...

– Совершенно справедливо, – быстро успел вставить консул и тут же поперхнулся, натолкнувшись на немигающий презрительный взгляд.

– Звоните в полицию. – Московский гость пододвинул телефонный аппарат к консулу.

Тот явно замялся.

– В чем дело? – угрюмо спросил гость.

– Видите ли... Лично у меня только английский язык, не все в местной полиции...

– Номер хотя бы набрать сами сможете? – не скрывая насмешки, спросил гость.

– Разумеется...

Пальцы у консула задрожали, но номер ему набрать все-таки удалось. После этого гость забрал у него из рук телефонную трубку и спокойно заговорил в нее по-турецки. Смысла этого разговора консул, конечно же, понять уже не мог.

В тот момент, когда российский консул в Анталии переживал свалившиеся на него из Москвы неприятности, старший научный консультант архивного отделения Российской государственной библиотеки Александр Воронцов еще и знать ничего не знал ни о существовании, ни тем более о таинственном исчезновении модели Людмилы Волковой. Воронцова тогда интересовали совершенно иные материи.

Он бродил по тихим тропинкам кладбища Донского монастыря и всерьез размышлял о том, что, наверное, стоит уже подумать о докторской диссертации. Собственно, вопрос был не в том, пора или нет писать диссертацию. Просто неожиданно на днях пришла в голову эта идея – написать исследование о национальной культуре надгробий. Толком эту тему в истории искусства никто еще не исследовал, а открытий здесь можно было сделать немало. В конце концов, история надгробных памятников – это история того, как менялось отношение к вопросам жизни и смерти. Есть ли на свете какая-нибудь более серьезная тема для размышлений?

По старинному Донскому кладбищу он мог бродить часами. Больше это место напоминало даже не кладбище, а музей под открытым небом. Со временем территория монастыря превратилась в своеобразную кунсткамеру. Здесь странным образом сохранялись кусочки истории. Например, когда-то разобрали Триумфальную арку, которая теперь стоит на Кутузовском проспекте. Ее разобрали, чтобы потом собрать снова, но при этом многие детали – скульптуры и барельефы – почему-то оказались лишними. Тогда их привезли и оставили в Донском монастыре. Еще здесь стояли желтые столбы с воротами из одной княжеской усадьбы. Ворота были культурной ценностью, поэтому их тоже привезли сюда. Они стояли перед входом в небольшую рощицу с райскими яблонями. Сами ворота были почему-то закрыты на замок, но никакого заграждения вокруг них не было. Ворота стояли как памятник.

А еще на кладбище Донского монастыря можно было увидеть очень интересные памятники.

Один из них как раз и рассматривал сейчас Воронцов. Это был памятник человеческому эгоизму. На солидной плите еще в девятнадцатом веке был выбит любопытный текст. Из него следовало, что под этим камнем покоится жена действительного статского советника, потомственного дворянина, почетного гражданина, кавалера таких-то орденов, безутешного отца и супруга... Информации на камне было так много, что собственно места для имени почившей супруги статского советника так и не осталось. При этом скульптура, установленная здесь безутешным супругом, изображала как раз его самого, но уж никак не его жену.

Любопытный был статский советник, подумал Воронцов. В этот момент он увидел, как на дорожке появился еще один посетитель. Это был пожилой высокий мужчина с довольно живым взглядом. Заметив Воронцова, мужчина приветственно помахал ему рукой.