– Прости меня.

Демьян вложился в очень длинную серию. Ярость выжигала на его сердце огненную татуировку.

– Ннна! Ннна!

Бойцы на экране уже пританцовывали и уворачивались от теней. Ждали.

Тускло звякнул колокол, зрители зашумели, рефери ткнул обеими руками в центр ринга, и бойцы без разведки рванулись друг к другу, торопясь сделать больно.

Демьян остановился. Тело его остановилось. Он не принимал решений. Не планировал отдохнуть. Это просто случилось. В голове была звенящая, серая пустота.

Он сделал шаг назад, опустил на колени руки, уронил голову. Мешок неуверенно дрожал.

Грудь Демьяна с сипом втягивала в себя воздух. Виски суматошно и сильно пульсировали. Сил поднять руки в защиту не было. Они были чужими. Имплантированными. Приделанными хирургом-стажёром. Бессильно и никчёмно болтались по бокам. Верёвками.

Забыть бы это всё.

Забыть.

Родителей. Не поднимающегося отца. Мать, суетливо и непреклонно пичкающую его лекарствами.

Велосипед, Варю.

Сумрачное и нелепое детство.

Начать с чистого листа.

С нуля.

Притвориться, что жизнь началась прямо сейчас, словно заспаунился он вдруг из ниоткуда здесь, в этой ночной квартире: быть может, без каких-либо особенных навыков и достижений, но и без тягостного прошлого. Такого, что тянет на дно. Где нет ни света, ни воздуха.

– Ты… Денег не было никогда… Из-за тебя. Всё на твои… Лекарства. Когда день рожденья… Помнишь? Брелок подарили. Брелок! Мне! Для ключей! Брелок!

– Прости меня.

На мониторе ноута часто дышало тёмное и мокрое лицо его аутсайдера с кровоточащей сечкой над бровью; сплошь татуированная рука катмэна в перчатке давила ему на разрез. Из-за канатов ринга сердито выговаривал человек в нелепой кепке.

Лицо потянулось вверх. Как птенец.

Тут же высунувшаяся из месива тел рука ловко всунула ему в рот капу.

Лицо сразу рвануло вперёд. На секунду вышло из кадра.

– Задрот! Ничтожество… Ладно бы себе… Ты мне всё исковеркал! Мне! И хрен знает ради чего.

– Это из-за любви.

– Заткнись! Хватит! Прикрываться… Это слова… Слова только. Любви! К себе только! К себе!

– Прости меня.

Демьян видел, что его аутсайдер внаглую опустил перчатки и стоит, переваливаясь, ожидая атаки… Так может держать себя только тот, кто чувствует за собой силу и кураж; в это мгновение Демьян поверил, что тот победит. Завалит фаворита.

Завалит.

Победит.

Обязательно.

Без вариантов.

– Ннна! – сказал Демьян.

Мешок дрогнул и пошёл назад.

– Если бы мне дали шанс вернуться… Или если переселили в другое тело… Не знаю… Всю мою память, всего меня… И поставили перед ней. То всё равно бы… Понимаешь? Я выбрал бы ту же жизнь. Ту же. Ты думаешь, это просто? Это просто, ты думаешь? Вот так вот… Лежать… Отдавать себя… Всего… Все мечты свои… Всю жизнь… Всю, полностью… Это тяжелее, чем… Тебе не понять.

Грудь жгло. Словно бы пропустил прямой. Демьян переваливался на ступнях, просто чтобы не стоять совсем неподвижно. Вытер незнакомой, плохо слушающейся рукой лоб. Задрал футболку, уткнул её в лицо.

– Терпила. Ты сам… Ты это сам… Слабак… Ты мог сделать другой… Выбор…

– Я сделал этот.

Демьян подпружинил двумя мягкими скачками ближе. Странно: только что он падал от усталости. Не мог поднять рук.

Но там, за гранью полного опустошения, там, где нет правил, внушений и привычек, на него накатило чувство освобождения. От условий. Ограничений. Законов физики и физиологии. От всего.

Фокус оказался в том, чтобы не поверить.

Не поверить.

В усталость. В отсутствие сил. В судьбу. В удачу. Да во что угодно.

Просто не поверить, и всё.

Продолжать действовать так, словно бы ничего этого и нет. Никаких лимитов и препятствий.