– Смидович, – выкрикнул сержант. Стас безучастно сидел, потом внезапно подскочил, сказал зачем-то:
– Я, – и, взяв вещи, пошел к своей группе. Закончив сбор, всех повели к автобусу. Закрыв заднюю дверь, и поставив возле нее сержанта, прапорщик со списком встал у передней двери, второй сержант стоял позади ватаги призывников, контролируя тылы.
– Как в кино. Не хватает только лающей овчарки и фашиста с автоматом, – подумал Стас. Прапорщик снова выкрикивал фамилии, и призывники загружались в автобус. Сержант с тыла покрикивал:
– Быстрее, не задерживаться, – и люди, недавно спокойно, даже вальяжно сидевшие и лежавшие в ожидании отправки, внезапно побежали. Быстро заскакивая на подножку, и преодолевая ступеньки, запинались, падали, заволакивая свой скарб внутрь транспорта. Сержанты, почувствовав свою власть, покрикивали уже в проходе автобуса:
– Плотнее садиться, не курить, не распаковывать вещи.
Призывники присмирели, и лишь крутили головами по сторонам, протирая руками, запотевшие стекла окон и силились что-то увидеть в них. Двери закрыли, автобус поехал. В нос Стасу ударил сильный запах смеси перегара, старой овчины, грязных носков и дешевого одеколона. В обморок, конечно, он и не думал падать, на вскрытии в анатомке и не такое нюхал. Но все же, это вызывало ощущение того, что он не может уже ничего изменить, и нет возможности, ни на что повлиять самому. Его несло по течению.
Автобус приехал на железнодорожный вокзал, заехал на платформу в тупик и открыл передние двери. На путях одиноко стоял ободранный общий вагон, двери были открыты. Возле вагона переминались с ноги на ногу, дежурили еще два сержанта сопровождения. Вагон прицепят потом к поезду, подумал Стас. Не давая передышки, и видимо, чтобы избежать разбредания призывников по перрону, сержанты встали живым коридор между автобусом и вагоном. Прапорщик скомандовал:
– Переходим в вагон, вещи не оставлять, не задерживаться.
Раздались голоса:
– А покурить, дайте покурить.
– Покурите в вагоне, окна там откроем, – парировал прапорщик. Продвигаясь к выходу из автобуса Стас заметил того парня, художника, он шел впереди. Отлично, сяду рядом с ним, будет хоть с кем поговорить, подумал он. Выйдя на перрон, Стас понял, зачем нужна была та поспешность, с которой призывников запихивали в вагон. На перроне то тут, то там появлялись провожающие, это были уже не родители, а друзья- приятели. Все они были навеселе, громко разговаривали, некоторые откровенно пьяны, и в их сумках слышалось подозрительное позвякивание. Призывники, зашедшие в пока еще чистенький вагон, рассаживались по купе, распределяя свои вещи по полкам и рундукам, открывали окна, закуривали, выпуская наружу клубы дыма. Общаясь через открытые окна с провожающими, призывники то и дело принимали внутрь вагона звякающие сумки и пакеты, быстро пряча их в вещах. Сержанты, пытаясь пресечь пронос спиртного, ходили от одного купе к другому и кричали:
– Продукты питания, и алкоголь передавать запрещено. Произошла очередная метаморфоза. Призывники еще недавно покорно, как бараны, шедшие на заклание, теперь очутившись в просторном вагоне, и чувствуя свое преимущество в силе, по крайней мере, в общем количестве, осмелели и дерзко разговаривали с сопровождающими, оттесняя их от окон. Стас подсел в купе, где расположился художник, и, протянув руку, представился:
– Стас.
Парень, пожав руку, ответил:
– Анатолий, будем знакомы.
– Скорее всего, будем служить вместе, ты из города? – спросил Стас.
– Из пригорода, из Нахаловки, знаешь такое место? – ответил Анатолий.
– Да уж, место известное, можно сказать легендарное, ночью лучше туда не соваться, сплошные химики, да еще и зона, местное население весьма специфично, – ответил Стас. Он припомнил, как однажды ночью, зимой, в сильный мороз, в течение часа ловил там такси, чтобы добраться до дома, и несколько раз к нему подходили подозрительные типы, с просьбой закурить, но тогда пронесло. А еще у его знакомого, там отняли новенький мотоцикл «Ява». Потом, правда покатались и вернули. Да, было дело.