Весь ужас своего положения Стас понял, когда работник военкомата забрал у него паспорт и другие документы. Старший лейтенант после этого сразу изменился, никаких «вы», а сразу на «ты», в глазах холод, в голосе командные ноты.

– Если нужно в уборную, вон толчок, – сказал он, указывая на желто-зеленый покосившийся домик, – не вздумай употреблять спиртное, сиди и жди перекличку. Дважды повторять не будут, не заберут сегодня, ночевать будешь на плацу. Шагом марш. Стас ответил:

– Понял, спасибо, – и побрел осмотреться.

Стояла поздняя весна, середина мая, а на улице было очень холодно. Апрель, побаловав теплом, запустил бурный рост растений, все зацвело, зазеленело. Но в мае холодный арктический фронт накрыл область снегопадами и заморозками. Люди, не зная, что одеть, делали выбор в пользу зимней одежды. Но сегодня выглянуло яркое солнце, и, припекая как летом, заставило щуриться и расстегивать верхнюю одежду.

Сборный пункт, это заасфальтированный участок земли с двухэтажным домом – конторой, куда входили и выходили военные, неся кипы документов, и уличный туалет. В стороне из земли торчала водяная колонка. Окружен он был кованным металлическим забором, высотой метра два, увенчанным погнутыми пиками, и въездными воротами, возле которых стояли солдаты с повязками дежурного по КПП. Позади забора местами росли раскидистые деревья, создавая тень молодой листвой. На плацу на вещмешках и чемоданах сидели и лежали призывники, некоторые расположились в тени деревьев, где-то бренчала расстроенная гитара. Только сейчас Стас обратил внимание на людей, стоявших за забором. Наверное, родители новобранцев, подумал он. Изредка оттуда кто-то выкрикивал фамилии и названия населенных пунктов и деревень, им отвечали и подходили к ограде. Слышались негромкие, в основном женские голоса, иногда кто-то всхлипывал.

– Как на войну провожают, – подумал Стас. Окинув взглядом призывников, желая найти собеседника, он не смог ни за кого зацепиться взором, это была не его аудитория. В основном это были жители деревень, почти все были одеты в старые фуфайки и телогрейки, из прорех которых торчала вата, да в старомодные потертые пальто и овчинные, засаленные полушубки. На ногах были разного рода кирзовые и резиновые сапоги, грубые ботинки и ботиночки «прощай молодость» из войлока с замочком по центру. В общем, все то, что можно было без жалости, потом выбросить. Некоторые были уже пострижены наголо. Почти все что-то жевали, доставая из вещмешков, каждый себе, домашние заготовки, кто сало, кто печенье. Запивали молоком, налитым в водочные бутылки и заткнутые свернутой газетой, сырой водой, налитой из колонки, а кто-то с осторожностью, и выпивал. В нескольких местах играли в карты на «щелбаны», радостно отщелкивая, по лбу друг друга, костяшками пальцев.

Стас заприметил двух парней, отличавшихся от других. Прилично одетые они сидели на своих сумках, курили, и наблюдали за происходящим. Один из них был высокий в красной куртке – ветровке и потертых джинсах, другой среднего роста, с длинными волосами, одет в короткое черное двубортное пальто и серые расклешенные брюки с кепкой на голове. Стас подошел к ним и сказал:

– Привет, можно присесть? – парни кивнули.

– Ты откуда? – спросил высокий.

– Из меда, – ответил Стас, отсрочку потерял.

– Я из политехнического, такая же ерунда.

– А ты?

Парень в черном пальто неохотно ответил:

– Окончил художественное училище, и вместо обещанной работы загремел в армию. Повисла небольшая пауза.

– А что здесь происходит? – спросил Стас.

– Покупатели из воинских частей отбирают себе бойцов, как наберут нужное количество, будет перекличка, и повезут в разные стороны, – ответил художник.