И сейчас, он бьет его своими, окованными железом углами. Никодим Филиппович стал думать: зачем бьет и почему его бьет даже родное, наследственное, но подумать – не получилось, шофер откликнулся на его замечание:

– Гы!

И резко повернул вправо, от чего Отченашенко мотнулся влево и еще раз ушиб все тот же локоть. Водителю, видимо, «гы» показалось слабым объяснением и он, пояснил:

– Зачем же включать, ежели мгла?

– А когда светло и мглы нет, тогда включаете?

Ехидно осведомился Никодим Филиппович, пытаясь вложить в эти слова всю желчь, которая накопилась у него за эти четыре дня.

– Во, дурень! – Отозвался незнакомец, – это же кто днем с огнем ездит? Мгла мглой, а когда день, чего же фары включать?

И подумав, так оценил сообразительность пассажира:

– А еще специалисты, мать вашу! Разницы не понимают, а туда же – советовать.

Отченашенко решил во всем положиться на судьбу и потому, прекратил разговор. Он, мыслями ушел на несколько дней назад, когда в его квартире, за которую он уже не платил полгода, раздался телефонный звонок и замогильный голос осведомился, с кем это он разговаривает?

Когда Никодим Филиппович представился, то, все тот же бесцветный и равнодушный голос сказал ему, что он нанят на работу и ему надлежит тотчас выехать на скором поезде до станции Неелово. Отченашенко попытался узнать сумму его вознаграждения, но голос, как бы удаляясь в пространство, пробурчал:

– Больше чем Вы предполагаете, – и пропал.

У Никодима Филипповича не было выбора. Он согласился. На четвертые сутки, голодный и обессиленный дорогой, он сидел в машине, которая ехала невесть куда. Ездой, это, можно было назвать чисто условно; только по тряске, и тычкам, продавленных пружин сидения, можно было предполагать, что машина все же движется, а так вполне можно подумать, что они стоят на месте. Отченашенко от чего – то припомнились детские компьютерные аттракционы типа «Езда на мотоцикле», которые создают полную иллюзию движения и ему подумалось; уж, не в такую ли ситуацию угодил он? Может быть, это один из тех кошмарных снов, которые так часто приходили к нему на голодный желудок? Последние четыре года он недоедал постоянно, поскольку не мог найти работу, а случайные заработки были настолько скудны, что хватало только на хлеб и чай. Когда-то он работал, старшим научным сотрудником в институте, но это было так давно, в той жизни, от которой остались только осколки. С этой, не веселой мыслью Никодим Филиппович и уснул. Проснулся он оттого что, кто-то потряс его за плечо.

– Ты что, спать сюда приехал, что ли?

Это был водитель «газика». Он повернулся лицом к Отченашенко с водительского сидения, и тот увидел впервые его лицо. Увидел потому, что в салоне горел свет, а машина стояла. Лицо было как лицо, кому-то оно могло показаться и простоватым, и добродушным, большое такое лицо с крупным прямым носом и щетинкой усов под ним. Женщины могли бы даже полюбить такое лицо, впрочем, женщины могут любить и не такие лица, это-то уж Никодим Филиппович знал точно! Да и нет такого лица в природе, которое бы не показалась женщине достойной внимания. Отченашенко, на собственной, что называется, шкуре испытал это. Его жена, Люся, видя не приспособленность мужа к рыночной стихии, ушла к толстому, колченогому выходцу из Средней Азии – Ибрагим-беку, владельцу крупнейшей гостиницы в городе.

Однако всякому терпению есть предел и Никодим Филиппович взорвался:

– Я попрошу Вас! Я буду жаловаться на Вашу грубость и бестактность самому господину Дурдынину!

– Ну?

– Что, ну? – Опешил от такого вопроса Отченашенко.