Если всё-таки кто-то из ребят хотел спросить и подходил к Евдокии Гавриловне, то было видно, как трясутся руки и дрожат ноги.
В общем, заслуженную, презаслуженную учительницу боялись в школе все от учеников до директора, уборщицы до воробья на ветке.
А методика преподавания у неё была незамысловатой. Она окидывала своим орлиным взглядом класс, громким и металлическим голосом называла параграф в учебнике и произносила:
– Попробуйте хоть пикнуть…
Громко закрывала за собой дверь, удаляясь из класса. Начиналась работа. Списывали параграф аккуратно в тетрадь, а потом отвечали на вопросы. За три минуты до окончания урока дверь тихо отворялась и на пороге появлялась Евдокия Гавриловна. Собирала тетради и произносила последнюю фразу:
– Урок закончен, вы свободны.
После этого традиционно звенел звонок. А в классе раздавался зычный детский выдох. Всё закончилось… До следующего урока…
Вот только химию так никто и не познал, потому что все боялись…
Пирожок
В начале войны семья Михаила пополнилась племянниками и племянницами. Все взрослые, кроме мамы, либо ушли на фронт, либо сутками напролёт стояли у станков. Тринадцать детей как-то нужно было прокормить.
Мама Михаила, Зоя Петровна, продавала пирожки. Стационарная лавка была устроена так, что в большой котёл, помещённый в фанерный ящик, укладывали десятки пирожков. Они находились, как в термосе, поэтому оставались долгое время горячими.
Вечером приезжал заведующий, забирал выручку, а лавку на себе мамаша тянула домой. Мишка старался помогать, но силёнок у него не хватало, только мешался. Но мать ему не перечила, и они тянули кладь вместе. Утром тянули на набережную, вечером домой. Такая вот жизнь. А дома тринадцать голодранцев, которые, словно птенцы с открытыми клювами, ждали с работы маму Зою, которая накормит, напоит и спать уложит.
А она от безысходности научилась прятать один пирожок между котлом и фанерным ящиком. Из него дома она готовила суп и разливала всем детям, так на ночь глядя, дети чувствовали себя хоть чуть-чуть, но сытыми и спали более-менее спокойно.
Нашлись среди окружения Зои люди, которые в этой тяжелой ситуации написали донос. Зою Ивановну забрали в тюрьму, оставив на голодную смерть тринадцать малышей. Михаил, как самый старший, написал письмо с просьбой, чтобы его маму освободили. Как мог, написал. Корявым детским почерком. Написал, что их тринадцать, что есть в доме нечего, что отцы все на фронте, а у них осталась одна единственная мама Зоя.
Через неделю мать вернулась домой. Она сказала всем, что отпустили её благодаря письму Михаила.
4 двойной дуплет
Заговорённый
Дедушка Ваня не любил рассказывать про войну. Но перед смертью его, как будто прорвало, и он за одну ночь поведал о своих боевых дорогах. В момент объявления войны ему было только семнадцать лет, и в военкомате ему отказали в приёме в боевые части, но порекомендовали обратиться в райком комсомола. Так Ваня и сделал. Его приняли в народное ополчение. Выдали винтовку, сапёрную лопатку и с десяток патронов, усадили в грузовики и повезли. Колонна растянулась на километры, грузовиков было много, просёлочная дорога пылила так, что вскоре и лица, и одежда покрылись толстым слоем серого вещества.
Кто-то крикнул: «Небо!»
Ваня по инерции спрыгнул с грузовика и побежал в лес. Через несколько минут после артналёта уцелевшими оказались лишь два грузовика и с десяток новобранцев. Похоронили всех погибших у дороги. Что делать дальше командир не знал. Поэтому, погрузившись на уцелевшие грузовики, поехали дальше.
И доехали прямо на передовую, в самое пекло боевых действий. Один за другим погибали товарищи от вражеских пуль, от осколков, от бомбёжек. А у Вани ни одной царапины. А враг в первые месяцы войны наступал семимильными шагами. Опомниться не успевали, как оказывались в кольце под постоянными вражескими обстрелами. У кого-то из бойцов не выдерживали нервы, и они сдавались. Но были и те, кто ни за какие коврижки не перешёл бы на сторону врага. Среди таких был и наш герой. Они сутками выходили из окружения. Много солдат погибло в неравных боях, а Ваню ни одна пуля не брала, даже царапин от них не было.